Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин - Валерий Большаков

Именно в этот момент и появились «Яки».

– Командир, ты где? – завопил Орехов.

– Подбит. Тяну на аэродром.

– Командир, мы тебя не бросали, ты не думай! Тут до нас «мессы» прицепились, а стрелять почти нечем!

– Та же фигня… Уходим.

Самолет тряхнуло, колеса загудели, прокатываясь по полю. Мотор взревел, затягивая «Як» на стоянку, и стих.

Вавула запрыгнул на крыло, помогая выбраться Быкову.

– Ну, и побило вас…

– Да уж…

– Товарищ полковник, – обратился он, – говорят, у вас именины скоро?

Григорий чуть было не ляпнул, что родился осенью, как вспомнил – Вася-то Сталин 24 марта на свет появился.

– Да, Гриш, – скупо улыбнулся «Колорад», – послезавтра двадцать два стукнет.

– А я чуток попозжа, четырнадцатого апреля. Бежит время…

– И не говори…

– А дырок-то… Мать моя!

– Дырки – ладно. Мотор глянь.

– Глянем, товарищ полковник!

«Товарищ полковник» выбрался, кряхтя, на крыло и спрыгнул. Ноги подкосились чуток.

«Сидячая работа!» – усмехнулся Быков.

Его ведомый, на радостях, перед тем как приземлиться, разогнал машину и прошелся над летным полем на высоте пятидесяти метров вверх колесами, сделав в конце «горку».

Это у пилотов называлось «загнуть крючок».

После успешного боя, после трудной победы многие так «баловались»…

В землянке, занятой 4-й эскадрильей, было натоплено, но не душно. Потому как пусто – личный состав пошел знакомиться с новыми радистками.

Григорий взял гитару «Котика», сел, привалясь к бревенчатой стене, и заиграл «Тихого ангела».

Он пел его ребятам в Широкино, а еще раньше – на авиабазе в Баграме. Здесь слов песни и тревожной мелодии не знали.

Тихий ангел пролетел, Звездами отмеченный. Видно, Бог так захотел – Делать было нечего. Тихий ангел пролетел С бомбами под крыльями – Души вынуть вон из тел Общими усильями. Тихий ангел в небесах Землю крестит русскую…

Потренькав просто так, Быков отложил инструмент.

Что-то свербило его, что-то беспокоило…

Вавула не то сказал?

Да нет, как раз то!

«Четырнадцатое апреля!» – окатило Григория.

В этот самый день расстреляют Якова Джугашвили, старшего сына Сталина.

Через три недели… С ума сойти…

Рассеянно отвечая на приветствия летчиков, бездумно принимая поздравления с новыми победами, Быков усиленно соображал.

Что ж ему делать-то?

Он бывал в той Германии туристом.

Берлин… Гамбург… Франкфурт-на-Майне… Кельн… Мюнхен…

Последний город понравился ему больше других, но самое сильное впечатление оставил Заксенхаузен – концлагерь, километрах в тридцати от Берлина.

За годы многое было снесено в KZ, как немцы сокращенно называли лагеря смерти, но даже то, что осталось, впечатляло. Пройтись с экскурсией по Заксенхаузену – это то же самое, что посетить остывший ад.

Крематорий полуразрушен, но представить себе отвратительную гарь и жирный черный дым не сложно.

А в уцелевших бараках пахло…

Нет, это сложно передать.

Чем пахнет тупое отчаяние?

Ежесекундный, выматывающий страх?

А каково это – день за днем, месяц за месяцем отбывать нечеловеческую жизнь?

А комендатура? А сторожевые вышки? А железные ворота с издевательским изречением: «Труд делает свободным»?

А полукруглая дорожка, по которой узников заставляли бегать целыми сутками – с мешком песка на плечах, в тесной обуви?

Фашисты подобным палаческим способом определяли износ тех самых башмаков.

Но самое жуткое место – это лагерная клиника.

Один операционный стол чего стоил – отделанный белым кафелем, он больше всего напоминал алтарь для жертвоприношений.

Да так оно и было.

Никаким садистам даже в голову не приходили те изуверские опыты, что ставили над заключенными ученые-живодеры.

На мужиках, на детях… К беременным женщинам был особый подход…

Именно там, в Заксенхаузене, и окончил свои дни Яков Иосифович.

14 апреля 1943 года.

Гордый, несломленный, одинокий.

В тот апрельский день…

Быков усмехнулся и покачал головой.

Какой – тот? Ничего еще не случилось.

Но случится. Скоро уже.

Яков совершит невозможный «побег на рывок»: бросится к колючей проволоке, и пулеметчик-вертухай выпустит по нему очередь.

Умрет Джугашвили то ли от пуль, то ли от тока.

Да это и не важно.

Другое важнее: он не должен умереть!

Григорий приблизился к сосне, что росла рядом с капониром, и погладил ее ствол.

Якова нужно спасти. Но как?

Затевать обычную процедуру с донесениями «куда надо» и прочей волокитой нельзя – времени нет.

Надежда на помощь «отца» тоже микроскопична – когда началась война, вождь приказал не держать своих сыновей при штабах, а отправить на фронт.

Сталину, кстати, предлагали затеять поиск и спасение Якова, но Верховный главнокомандующий отрезал: «Там все – мои сыновья!»

Что тут скажешь? Хотя…

Быков вспомнил давнишний сериал, где на вопрос Жукова о его старшем сыне Сталин не сразу, но ответил приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты…»

Переживает «кровавый тиран»…

Интересная деталь: сын Никиты Сергеевича, Леонид, тоже был летчиком, и в этом самом 43-м его сбили, но в штопорящем самолете Леонид Никитович не разбился.

Он попал к немцам в плен и стал с ними сотрудничать, агитировать наших бойцов за сдачу врагу.

Тогда специально подготовленная группа выкрала сына Хрущева.

Партизаны сообщили об этом в Москву и запросили самолет, чтобы переправить «агитатора» через линию фронта.

Из Москвы последовал ответ: «Не будем рисковать жизнью другого летчика, – самолет не дали, а по поводу пойманного распорядились: – Решайте сами…»

Сына Никиты расстреляли. Яблочко от яблони?..

Быков покусал губу.

Яков – иной.

Что вообще можно предпринять?

Высадить десант или забросить осназ? А на чем?

Да и толку от того осназа…

В Заксенхаузене находится штаб-квартира дивизии СС «Тотенкопф» («Мертвая голова»), так что охраны в этом KZ больше чем достаточно.