Кровавая фуга - Патриция Вентворт

Кровь отхлынула с лица Дженис. Она похожа на маленькое загорелое привидение, подумал Гарт. В нем шевельнулось раскаяние.

Дженис уставилась на него круглыми от страха глазами.

— Нет! Он не мог… По какой причине…

Гарт дернул плечом.

— Причин достаточно — выбирай любую. Мадок питал тайную страсть к Медоре и ревновал ее к Харшу. Немного мелодраматично, но всякое бывает. А кроме того, существует неопровержимый факт, что он единственный наследник и душеприказчик Харша.

— Деньги тут ни при чем, Гарт. Мистеру Харшу было нечего завещать.

— Кто говорит о деньгах? Он оставил Мадоку все свои записи и формулы — иными словами, оставил ему харшит. Здесь речь может идти либо о деньгах, либо о совести безумца. Лично я склоняюсь к последнему. Совесть никогда не позволила бы Мадоку обрушить на и без того истерзанный мир «дьявольское изделие». Помимо денег — А убийство иногда совершаются ради нескольких пенни, — тебе не кажется, что шанс избавить человечество от харшита, мог привлечь Мадока?

Дженис покачала головой.

— Он никогда бы так не поступил.

— Дорогая моя, безумец способен на все. Я хорошо могу представить Мадока, держащим правую руку в огне и наслаждающимся этим в лучших традициях мученичества. У него на лбу написано, что он фанатик — А ты сама только что сказала, что в его искренности сомневаться не приходится. Человек, готовый сгореть за свои убеждения, вполне может сжечь во имя них кого-то другого. Не забывай, что мучеников и великих инквизиторов породило одно и то же столетие. Сомневаюсь, что фанатизм Савонаролы[9]так уж отличался в лучшую сторону от фанатизма Торквемады[10].

— Не говори так! Это ужасно!

— Еще бы. Но я здесь для того, чтобы выяснить, правда ли это. На карту поставлено нечто большее, чем поимка убийцы, Джен. Харша застрелили сразу же после завершения последнего эксперимента и перед тем, как он собирался поделиться его результатами. Запас времени был крайне мал. Он вернулся домой во вторник около шести вечера, позвонил сэру Джорджу, который ожидал сообщения, и назначил встречу на утро среды. Менее чем через четыре часа его не стало. Кто знал, насколько близка его работа к завершению? В одной из газет появилась какая-то заметка. Никто, кажется, не знает, как она туда попала, но в ней не содержалось ничего конкретного — обычные сплетни. Единственные люди, знавшие, насколько Харш близок к успеху, были сэр Джордж и эксперты, которых он привозил с собой, но и они не знали об успехе последнего эксперимента до звонка Харша в половине седьмого. Если в курсе дела был кто-то еще, то этот человек должен был находиться в непосредственном контакте с Харшем и пользоваться его абсолютным доверием. Это снова возвращает нас к Мадоку — ученому коллеге, живущему с ним в одном доме, и его близкому другу.

— Нет-нет!

— Тогда кто еще мог об этом знать?

— Ты забываешь о телефоне.

— По-твоему, кто-то мог подслушать разговор? Кто тогда находился в доме? Экономка, Мадок, его сестра и ты. Кстати, что собой представляет мисс Мадок? Выглядит она безобидной.

— Она такая и есть. Добрая, преданная своему брату и смертельно боящаяся его обидеть.

— А экономка?

— Она просто овца.

— Значит, остается Мадок — если только не принимать в расчет тебя. Больше подслушать было некому, верно? — Внезапно его челюсть отвисла. — Господи, совсем забыл!

Глаза Дженис злорадно блеснули.

— Я так и думала, что ты забудешь. У нас по-прежнему общая телефонная линия, поэтому любой из абонентов мог снять трубку и услышать, что мистер Харш говорил сэру Джорджу Рендалу.

— Ты хочешь сказать, что у вас все еще одна линия и всякий, кто имеет телефон, может к ней подключиться?

Дженис кивнула.

— Мисс Мэри Энн Донкастер постоянно слушает разговоры, как некоторые слушают радио. Она всегда была любопытной, А теперь, когда она не выходит из дому, это ее единственное развлечение. Может быть, ты думаешь, что Мэри Энн застрелила Харша?

— Она-то не выходит, но люди приходят к ним в дом? — осведомился Гарт.

— Конечно. Что ты имеешь в виду?

— Мне бы хотелось знать, — медленно произнес он, — кто виделся с мисс Донкастер во вторник между половиной седьмого и без четверти десять.

Когда Гарт и Дженис в половине пятого вошли в холл, голоса, доносящиеся из гостиной, дали им понять, что мисс Софи проводит званое чаепитие. Кстати, она пригласила многих раньше, чем Дженис.

Церемония проходила в раннеэдвардианском стиле[11]. На расшитой скатерти стояли массивный поднос и серебряный сервиз. Справа, на трехъярусной металлической подставке, покоились тарелки из вустерского фарфора[12], на которых лежали миниатюрные сандвичи с рыбным паштетом, салатом-латуком и листьями настурции, А слева, на такой же подставке — имбирное печенье и сдобные булочки с яичным порошком (продукт военного времени). Мисс Софи восседала во главе стола, улыбаясь гостям и разливая жиденький чай. Она с энтузиазмом приветствовала Гарта и Дженис.

— Вот и вы, дорогие мои! Как раз поспели к чаю — хотя он такой слабый, что может и постоять. Флоренс говорит, что мы перерасходуем наш рацион, но в чай всегда можно добавлять воды. Какое счастье, что у нас есть яйца. Кажется, Гарт, ты не знаком с мистером Эвертоном. У него великолепные курицы, которые никогда не перестают нестись.

Круглолицый и румяный мистер Эвертон утвердительно кивнул.

— Потому что я знаю, как с ними обращаться.

— Хорошо бы вы поделились этим со мной, — жалобно произнесла сидящая напротив миссис Моттрам.

Прежде чем он успел ответить, вмешалась мисс Софи.

— Миссис Моттрам — мой племянник, майор Олбени.

Голубые глаза устремились на Гарта.

— О, я так много о вас слышала! Наверное, мы покажемся вам глупыми — все время разговариваем о еде, но с ней сейчас так трудно. У меня шесть куриц, но они уже две недели не снесли ни одного яйца.