Мозг. Тайны разума - Уайлдер Пенфилд

Простое объяснение пациента сильно удивило меня. Он поочередно прибег к двум мозговым механизмам и сделал это совершенно сознательно. Он сфокусировал свое внимание на изображениях и поставил себе цель узнать и назвать по очереди каждый предмет. Сначала он проверялся в потоке его сознания. Картинка идентифицировалась, называлась и запоминалась. При этом пациент пользовался областями коры полушарий, при рождении не предназначенных для функций. Очевидно, высший мозговой механизм, понуждаемый решением, принятых разумом, был способен осуществить эту работу, обращаясь к ранее установившимся условным рефлексам. Когда я парализовал его речевой механизм, этот механизм был обескуражен. Тогда он решил, что делать. Заново обдумав понятие «бабочка», он призвал ближайшее к понятию «бабочка» идею, заложенную в его механизме понятий и концепций. Когда понятие «моль» было выбрано и представлено потоку сознания, разум одобрил его, а высший мозговой механизм мгновенно направил это невербальное понятие моли речевому механизму. Но само слово «моль» не было представлено в потоке сознания, как он того ожидал. Тогда пациент сохранял молчание, а затем выразил свое раздражение щелчком пальцев и большим пальцем правой руки. Что-что, а это он мог сделать без помощи специального речевого механизма. И в конце, когда я удалил из коры раздражающий электрод, он пояснил все, через что прошел, с чувством облегчения, используя слова, соответствующие его мыслям. Пациент извлекал слова из речевого механизма, когда он предоставлял ему соответствующие понятия. Вместо слова «он» в этом самоанализе читатель может использовать слово разум. Его работа не совершается в автоматическом режиме.

Как я полагаю, разумная, исчерпывающая гипотеза может быть такой: так как я попросил пациента назвать изображение, он сконцентрировал свое внимание на этом задании, программируя мозг для этой цели с помощью высшего мозгового механизма. Я могу только сказать, что решение пришло из его разума. Нейрональная работа началась в высшем мозговом механизме. И именно здесь разум и мозг сошлись. А из этого следует, что именно здесь пролегает грань между психикой и физическим мозгом. Рубеж между разумом и мозгом. Но эта грань переходит и из мозга в разум, поскольку разум осознает смысл и значение последовательности нейрональных действий, определяющих содержание потока сознания. Нейрон действует в автоматическом режиме, как это происходит в любом другом компьютере.

В согласии с решением разума высший мозговой механизм посылает нейрональные сообщения другим механизмам мозга. Эти сообщения рассылаются, как я считаю, в форме нейронных потенциалов, целенаправленно и определенным образом организованных, и в каждом случае они направляются к соответствующим целям-мишеням в сером веществе мозга. Эти сигналы побуждают человека направить взгляд и сфокусироваться на том вопросе, который является предметом рассмотрения. Побуждают человека интерпретировать то, что он видит, выбирать слова, выражающие их смысл и значение.

Все это свидетельствует о той работе, которую способны выполнять мозговые механизмы. В то же время некоторые механизмы мозга способны фильтровать информацию, поступающую к сознанию, допуская к нему только то, что относится к делу. Они тормозят и препятствуют прохождению всех прочих потоков информации, направляющихся в центрэнцефалическую интегрирующую систему так, чтобы такие данные не вспыхнули в потоке сознания. Таким образом, сознание может принять решение относительно того, что должно быть элиминировано, то есть в данный конкретный момент и в данном случае выведено из центра внимания пациента.

Несомненно, это лишь гипотетические рассуждения. Понятно, что очень многое выполняется автоматическим и рефлекторным механизмами. Но то, что делает разум или рассудок, – это совсем другое. Его невозможно приписать к какому-либо нейрональному механизму, которое можно было бы вскрыть.

Давайте рассмотрим, что переживает пациент, когда электрод хирурга, приложенный к интерпретативной коре, побуждает ее «проиграть» заново картины опыта прошлого. Поток сознания внезапно для него удваивается. Он вполне осознает не только все происходящее в операционной, но и переживает «ректроспеции» своего прошлого. У пациента сохраняется способность обсуждать с хирургом содержание и смысл обоих потоков.

Разум или рассудок пациента, рассматривающий ситуацию в столь отстраненной и критической манере, совершенно отличается от нейронального рефлекторного действия. Важно отметить, что два потока сознания имеют два различных источника: один движим сигналами, поступающими из окружающей среды, другой – возбуждается электродом, посылающим в кору мозга шестьдесят импульсов в секунду. Поскольку в состоянии сознания не должно быть замешательства, можно заключить, что если содержание сознания зависит в значительной мере от нейрональной активности, само сознание от этой активности не зависит.

Один молодой пациент из Южной Африки, находясь на операционном столе и осознав происходящее вокруг него, заявил, что очень удивлен, осознавая, что общается со своим кузеном на ферме в Южной Африке, в то время, как он понимает, что находится в операционной в Монреале. Этот случай служит хорошей иллюстрацией тому, о чем я говорил выше. Разум пациента был настолько же независим от рефлекторного действия, насколько независим от этого действия был разум хирурга, который все это слушал и стремился понять значение и смысл услышанного. Таким образом, мои доводы говорят в пользу самостоятельности работы разума.

Если же, напротив, предполагать, что истина заключается в том, что высший мозговой механизм создает разум собственными силами, можно было бы ожидать некоторого ментального замешательства в случае, когда электрод активирует нейрональные архивы и поток сознания прошлого начинает поступать к разуму вместе с потоком текущего, сегодняшнего сознания.

Кто-то может задаться вопросом: обеспечивает ли высший мозговой механизм разум своей собственной энергией в такой ее измененной форме, что разум перестает нуждаться в поступлении ее по осевшим цилиндрам аксонов? Боюсь, что задаваться подобным вопросом значило подвергнуть себя риску быть осмеянным физиками. Однако такой вопрос у меня все же возникает, поэтому я должен сформулировать предположение сам.

А теперь позволю себе спуститься на землю с головокружительных высот гипотетических построений вокруг вопроса о мозге. Давайте рассмотрим начальный период жизни человека, на секунду отложив вопрос о природе разума.

Ребенок приносит с собой в мир действующую нервную систему. Он (или она) уже наделен врожденными рефлексами, побуждающими его сопеть и громко кричать, и обязательно искать сосок, и сосать и глотать, и запускать сложную цепочку процессов в теле, которые будут служить задаче его пропитания.

В самый первый месяц вы можете видеть его – если понаблюдаете за этим чудом из чудес – упорно направляющим свое внимание на то, что вызывает его интерес, игнорируя все остальное, даже стремление к пище или дискомфорт влажных пеленок. Уже совершенно очевидно, что он обладает рассудком, способным фокусировать внимание и явно проявлять любопытство и интерес. В течение нескольких месяцев он овладевает некоторыми понятиями, такими как цветок, собака или бабочка. Он слышит слова, произнесенные его матерью, а вскоре уже занят программированием обширной области ни для чего не предназначенной височной коры для того, чтобы овладеть речью. Если ему предстоит стать праворуким, он вероятнее всего расположит речевой механизм в левом полушарии. Он также программирует бо́льшую часть оставшейся недавно обретенной человеческой височной коры как интерпретативную кору, которая будет вовлечена в работу по овладению невербальными понятиями[19].