Здесь все рядом - Анна Викторовна Дашевская

оставались сухими, но огнём жгло горло.

– Не буду. Раз жив, чего плакать, надо искать, в чём дело, – хрипло ответила я и встала. – Поехали, чего тут рассиживаться.

На пластике, имитирующем мрамор, остались нетронутыми две чашки плохого кофе, уже подёрнувшегося неаппетитной плёнкой.

Дорога была пустой, и Стас держал приличную скорость. Минут двадцать мы молчали, потом я поинтересовалась:

– Дом его осматривали? Может, там какие-то причины обнаружатся?

– Нет пока. Опечатали, да я патрульным велел посматривать, не полезет ли кто. Пока не лезли. Собственно, я хотел тебя попросить посмотреть, всё ли там на месте. Ты же была у него?

– Не успела. Да он и не звал особенно, по-моему, стеснялся.

– Всё равно – посмотри.

– Посмотрю, – откликнулась я, и мы оба замолчали.

Начал накрапывать дождь, мелькали за окном деревянные домики, перелески, названия деревень – Перепечкино, Заклинье, Ивашкино, неожиданные Большие Пупцы, опять лес, серый, с редкими вкраплениями тёмно-зелёных ёлок.

По непонятной ассоциации я вспомнила своих новых знакомцев.

– Ты Ринату или Олегу не звонил?

– Нет. Хотел сперва с тобой встретиться. Вам удалось о чём-то договориться?

– Да, ребята готовы были заняться той риелторской конторой и вытрясти из неё компенсацию. Но теперь это, надо думать, не имеет никакого смысла. Наберу им, пожалуй…

– Не спеши. Ты же не дала окончательную отмашку, что можно работать?

– Мы и по деньгам не договорились.

– Ну вот, значит, никто никуда не бежит. Мало ли что, вдруг у Каменцева в хибаре стоит ваза эпохи Мин, а в ней брильянт размером с мышь и завещание на твоё имя.

Я подавилась следующей фразой и расхохоталась; тут машину подбросило на незамеченной Стасом канаве, и я изрядно прикусила язык.

– Динаштия Мин, динаштия Мин, – получилось шепеляво. – Вше равно в Китае шделано.

Разумеется, в городе уже все знали о случившемся.

Когда машина затормозила возле моего дома, Розалия Львовна бросилась мне навстречу, семеня ногами в тяжёлых резиновых сапогах.

– Таточка, ты знаешь, ужас какой случился?

– Знаю, тётушка, меня Стас встретил, он и рассказал.

– Ох, бедная девочка, досталось тебе переживаний! Ну, идём скорее, я пирог испекла к твоему приезду.

– Розалия Львовна, а пироги всем дают? – Бекетов, ухмыляясь, достал с заднего сиденья мою сумку. – Татуль, это куда?

– Брось в прихожей, я потом разберу. Там в основном тёплые вещи.

– Да? А я думал, ты всю библиотеку с собой приволокла, такая тяжесть.

– И вовсе не всю, и вовсе пять книжек. Или шесть. Ладно, идём, и в самом деле чаю с пирогом выпьем, а потом уже поедем… туда.

Розалия остановилась и посмотрела на меня вопросительно.

– Туда – это куда?

– Я хочу, чтобы Тата посмотрела в доме Каменцева, нет ли там чего-то неожиданного. Или, может, чего-то не хватает.

– И я пойду! – тётушка упёрла кулаки в бока и поглядела грозно.

– Да бога ради! Это пока не место преступления, и слава богу. Но сперва пирог!

Домик, заменивший собою вымечтанную дядей Мишей дачу, находился по той же самой Кашинской улице, где и нашли тело, только ближе к центру города. Не был этот дом никакой развалюхой, хотя, конечно, ремонт бы ему не помешал. Одноэтажный, совсем небольшой, в три окна по фасаду, он щеголял необыкновенной красоты резными наличниками. Тот же деревянный узор повторялся по краю «зонта» над крыльцом и, что уж совсем было неожиданно, по коньку крыши. Ну да, крыльцо расселось, и средняя ступенька провалилась, стены уже лет двадцать требовали покраски, а два окна из трёх щеголяли трещинами в стёклах. Но было видно, что дом строили с любовью.

– Эх, чуть бы руки приложить, и ещё бы сто лет простоял, – с досадой сказала Розалия Львовна, поковыряв ногтем доски на углу.

Я пожала плечами.

– Ну вот придёт в себя дядя Миша, и приложит руки.

Нас догнал запыхавшийся Стас, отставший на сотню метров из-за телефонного звонка.

– Так, дамы! Каменцев на несколько минут пришёл в себя и дал разрешение осмотреть дом, так что мы идём на законном основании.

– Прямо вот так сразу и дал разрешение? – Розалия посмотрела на него с сомнением. – И медсестра сидела рядом, чтобы немедленно помочь стукнутому по голове нищему? И сразу же позвала полицейского, который, разумеется, Каменцева охранял? Что-то мне кажется, кое-кто пересмотрел американских сериалов о работе полиции.

– Розалия Львовна, – Стас остановился и серьёзно на неё посмотрел. – Даю вам слово, что не дотронусь в этом доме ни до единого предмета, если это не будет иметь прямое отношение к совершённому преступлению! Потому как, что бы вы ни говорили, это не была драка между попрошайками.

– Разумеется, – кивнула тётушка. – Драка между попрошайками в нашем городе невозможна.

Ну, тут я уже не могла промолчать.

– Почему? Почему невозможна? Что, они все такие благостные и просветлённые, прямо сразу подставляют правую щёку, даже ещё до удара по левой?

– Да просто потому, что нет в Бежицах нищих, – равнодушно ответил Стас, перебирая связку ключей, вынутую из кармана. – Не у кого просить.

Я задумалась.

А ведь и в самом деле, ни разу не видела на улице привычной для москвича картины: старушки над стаканчиком с несколькими монетами, седобородого музыканта, немилосердно терзающего скрипку, беременной женщины с тоскливыми глазами…

– Все всех знают, Таточка, – сказала Розалия, похлопав меня по руке. – Ты можешь попросить у соседей пяток картофелин или чашку сахара до получки, но не станешь просить каждый день у всех, кто пройдёт мимо.

– Но как же тогда… Не понимаю… Я ведь увидела дядю Мишу возле собора, он сидел на ступеньках. И я решила, что он один из нищих, какие всегда возле церквей бывают.

– Вот и узнаем. Со временем, конечно, – Стас толкнул дверь и шагнул внутрь.

Мы с тётушкой переглянулись и последовали за ним.

Входная дверь вела в крохотную прихожую, где помещалась разве что пара обуви. За прихожей видна была довольно большая комната. Или она казалась большой, потому что была почти пустой? Круглый стол, на нём толстая книга в тёмно-красной обложке; названия не видно. Два или три стула, холодильник, белёная печь…

Стас вытянул из кармана диктофон и, прежде чем его включить, сказал строго:

– Так, дамы, молчим и только смотрим глазами. Руками ничего не трогать, а если уж невыносимо хочется – в перчатках. Перчатки есть?

– Драгоценный мой, ноябрь на дворе, кто ж станет руки морозить? – для полной убедительности я вытащила из кармана куртки пару тонких кожаных перчаток и натянула на руки.

– Вот и хорошо. Итак, молчим, я диктую описание помещения, когда выключу – скажу.

Он говорил размеренно, монотонно, описывая всё, что