Архангел - Роберт Харрис

— И этот человек рассказал вам о тетради Сталина? Мужчина, насколько я понимаю? Очевидец?

Келсо медлил.

— Его имя?

Келсо улыбнулся и покачал головой. Мамонтов, видимо, думал, что он снова на Лубянке.

— Ну хотя бы профессия.

— Это я тоже не могу вам сказать.

— Он знает, где находится тетрадь?

— Возможно.

— И он предлагал показать ее вам?

— Нет.

— Но вы просили его об этом? — Нет.

— Вы разочаровываете меня как историк, доктор Келсо. Я думал, что вы славитесь дотошностью...

— Видите ли, он исчез, прежде чем я мог его попросить.

Не успел Келсо произнести эти слова, как пожалел о сказанном.

— Как это «исчез»?

— Мы выпивали, — промямлил Келсо. — Я на минуту оставил его одного. А когда вернулся, его уже не было: он сбежал.

Это звучало маловероятно даже для него самого.

— Сбежал? — Глаза у Мамонтова были серые, как зимнее небо. — Я вам не верю.

— Владимир Павлович, — сказал Келсо, глядя ему в глаза, — уверяю вас, это правда.

— Вы врете. Почему? Почему? — Мамонтов потер подбородок. — Я думаю, потому, что тетрадка у вас.

— А вы спросите себя: если бы она была у меня, пришел бы я к вам? Не сел ли бы я на первый же самолет, вылетающий в Нью-Йорк? Разве воры не так поступают?

Мамонтов еще несколько секунд продолжал смотреть на него, потом отвел взгляд.

— Ясно, мы должны найти этого человека. Мы...

— Не думаю, чтобы он этого хотел.

— Он снова вступит с вами в контакт.

— Сомневаюсь. — Теперь Келсо больше всего хотел выбраться отсюда. Он почему-то чувствовал, что пошел на компромисс, стал соучастником. — А кроме того, завтра я улетаю обратно в Америку. И сейчас, если подумать, мне, право, пора...

Он шагнул к двери, но Мамонтов преградил ему путь.

— Вы взволнованы, доктор Келсо? Почувствовали силу товарища Сталина, хоть он уже и в могиле?

Келсо невесело рассмеялся.

— Не думаю, чтобы я, как вы, был... одержим им.

— Ё-моё, я же читал вашу работу. Удивлены? Не буду говорить о ее качестве. Скажу одно: вы так же одержимы им, как и я.

— Возможно. Но он меня интересует в ином плане.

— В плане власти, — произнес Мамонтов, наслаждаясь звуком этого слова, будто пробуя хорошее вино, — в плане абсолютного владения властью и понимания ее. Тут ему никогда не было равных. Делайте это, делайте то. Думайте этак, думайте так. Сейчас я говорю — живите, а сейчас говорю — умрите, а вы в ответ: «Благодарим вас, товарищ Сталин, за вашу доброту». Вот в чем одержимость.

— Да, но разница между нами, если позволите, в том, что вы хотите его вернуть.

— А вы хотите просто наблюдать, верно? Я люблю трахать женщин, а вы любите порнографию? — Мамонтов ткнул большим пальцем в направлении комнаты. — Видели бы вы себя сейчас. «Это были наброски для речи, да?» «А это вариант ранее написанной картины?» Глаза выпучены, язык вываливается изо рта — западный либерал, получающий удовольствие на безопасном расстоянии. Он, конечно, тоже это понимал. А теперь вы говорите мне, что плюете на поиски его записей и бежите назад, к себе в Америку?

— Разрешите?!

Келсо сделал шаг влево, но Мамонтов ловким маневром снова преградил ему путь.

— Это может оказаться величайшим историческим открытием века. А вы сбегаете? Но ее же надо найти. Мы должны вместе ее найти. А потом вы представите это миру. Мне не нужны почести. Даю вам слово: я предпочитаю остаться в тени, все почести будут ваши.

— В таком случае в чем дело, товарищ Мамонтов? — сказал Келсо с наигранной веселостью. — Я что, ваш пленник?

Между ним и внешним миром, как он прикинул, находился один крепкий и явно безумный бывший гэбэшник, один вооруженный охранник и две двери, причем одна бронированная. И на секунду Келсо показалось, что Мамонтов действительно намерен еготут держать: у него уже есть многое, связанное со Сталиным, так почему бы не пополнить коллекцию историком, изучающим сталинское время, замариновать его в формальдегиде и положить, как В. И. Ленина, в стеклянный гроб? Но тут из коридора донесся голос мадам Мамонтовой:

— Что там у вас происходит? И оцепенение развеялось.

— Ничего, — откликнулся Мамонтов. — Перестань подслушивать. Иди к себе. Виктор!

— Но кто там у тебя? — на всхлипе произнесла женщина. — Я хочу знать. И почему так темно? — Она заплакала. Затем послышались шаркающие шаги и звук закрываемой двери.

— Извините меня за столь внезапное появление, — сказал Келсо.

— Можете не извиняться, — ответил Мамонтов. И отступил от двери. — Идите. Убирайтесь. Уходите. — И когда Келсо был уже между дверей, громко произнес ему в спину: — Мы об этом еще поговорим. Так или иначе.

Внизу, в машине, теперь сидели трое, но Келсо был слишком занят своими мыслями и не обратил на них особого внимания. Он приостановился в темной подворотне Дома на Набережной, поправил ремень сумки на плече и пошел к Большому Каменному мосту.

— Это он, товарищ майор, — сказал человек со шрамом, и Феликс Суворин пригнулся, чтобы лучше видеть.

Суворин был молод для звания майора СВР — ему не исполнилось еще и сорока, — щеголеватый блондин с синими, как васильки, глазами. Он пользовался западным одеколоном после бритья, что было сейчас очень заметно: в маленькой машине пахло «EauSauvage».

— Он был с этой сумкой, когда пришел?

— Да, товарищ майор.

Суворин посмотрел вверх, на девятый этаж, где находилась квартира Мамонтова. Надо подумать олучшем прикрытии. СВР в начале операции сумела установить в квартире «жучок», но он продержался всего три часа: люди Мамонтова обнаружили его и выдрали.

Тем временем Келсо стал подниматься по лестнице, ведущей на мост.

— Пошел, Бунин, — сказал Суворин, похлопав по плечу сидевшего впереди. — Только чтоб незаметно. Просто не упускай его из виду. Нам не нужен протест по дипломатическим каналам.

Бурча себе под нос, Бунин вылез из машины.

А Келсо, дойдя до ровной дороги, пошел быстрее, и лейтенанту пришлось бегом бежать до лестницы, чтобы сократить расстояние между собой и Келсо.

Так-так, подумал Суворин, он явно спешит куда-то. Или просто хочет побыстрее смыться отсюда?

Он проводил глазами расплывающиеся над каменным парапетом розовые лица двух мужчин, шагавших под серым небом на север, на другую сторону реки, пока они не исчезли из виду.

Келсо заплатил два рубля на станции метро «Боровицкая», получил пластиковый жетон и с чувством облегчения спустился в московскую подземку. У выхода на платформу что-то побудило его обернуться и посмотреть, не едет ли следом за ним по эскалатору Мамонтов, но его не было среди ярусов усталых лиц.