Тайна двух лун - Ксения Грациани

– Все гребли к берегу, и вдруг тебе стало плохо, – сказала появившаяся в поле зрения Нита. Вид у неё был встревоженный. – Ты бредила.

Аламеда огляделась, пытаясь понять, где находится. Она сидела на краю плота, свесив ноги в воду, рядом подёргивалась на волнах рукоять весла. Островитяне столпились кругом и поглядывали на неё с опаской.

Берег… Конечно… Это она первой заметила очертания суши на горизонте и разбудила остальных. Сели на вёсла, а потом… Потом она вдруг услышала голос. И следом в солнечных бликах на воде появилось лицо… как накануне. Доктор… Опять этот проклятый доктор. Как ему удаётся?

– Дай ей воды, – сказала возникшая рядом Муна и протянула глиняную посудину со скудной каплей на дне. – Похоже, наша белянка обессилила от тяжёлой гребли.

– Уйди, Муна, – бросила Нита, забрав у сестры плошку.

– Мне лучше, не нужно воды, – ответила Аламеда, отстранив руку подруги, – поплыли к берегу.

Она покосилась на Муну, их взгляды встретились, но в глазах той читалось холодное безразличие. Откуда в ней эта враждебность? Муна кажется умнее соплеменников. Независима в суждениях и не склонна к пересудам. Ревнует к сестре? Или почувствовала в Аламеде соперницу? Нет, вряд ли. Было бы за кого соперничать. Местные мужчины не нужны Аламеде. Ни один из них и ногтя Роутэга не стоит. В целом, неплохие люди, но слишком просты, недалёки, их стремления ограничены одним инстинктом выживания. Да и Муне они не нужны. Не достойны такой, как она.

Муна напоминала Аламеде прежнюю себя: сильную, волевую, независимую и прекрасную, как дикое растение. Что-то сродни шипастой лиане, которая упорно карабкается к солнцу и цветёт броскими бутонами. Когда-то она сама была такой, но той Аламеды больше нет. Случившееся с ней изуродовало её душу, исказило саму её природу, и теперь всё существо желало лишь одного: отмщения. Что уж говорить о внешности… Новое лицо виделось ей каким-то блёклым пятном. Она, конечно, замечала на себе взгляды мужчин, но скорее любопытствующие, а не заинтересованные, и осознавала, что в глубине души завидует Муне.

Все вернулись на вёсла, продолжая вполголоса обсуждать случившееся и поглядывать на Аламеду.

– Видели? Ровно ведьма… – долетели до неё слова Найры.

Как же они ей все надоели. Внутри закипала досада. Глупый, суеверный народишко. Верят в Богов, которые давно покинули их. Только и знают, что злословить да разводить сплетни. А теперь ещё и эти видения… Пропади они пропадом! Прицепились, как назойливая мошкара. Плохо… Они могут помешать ей… Аламеда была уверена, что вернувшись в день своей смерти, поймала на крючок сознание Лиз, но, кажется, белому врачевателю удалось каким-то образом зацепить и её собственное… Когда это случилось? Неужели, однажды появившись в её сне, он сумел установить с ней какую-то связь? Но как? Через Лиз? Кажется, этот доктор влюблён в эту девчонку… а сила любви способна на многое. Ваби говорила – она сродни буре. Может захлестнуть и вынести на небывалые высоты, а может утащить и погрести под толстым слоем надежд. Он влюблён, – мысленно усмехнулась Аламеда. Она тоже когда-то любила, но кому из чужеземцев было дело до её чувств? Они пришли и в один миг растоптали их. Нет уж, больше она этого не допустит. Нужно непременно найти способ, как огородиться от этого доктора, иначе он всё испортит.

Аламеда продолжала грести, погруженная в свои мысли. Очертания далёкой суши становились всё чётче, но чем ближе островитяне подплывали к долгожданному берегу, тем их воодушевлённые лица делались более серьёзными.

– Мангры… – прошёлся по острову тревожный ропот. – Мангровая чаща.

Ужасные опасения подтверждались. То, что издалека люди приняли за большой участок суши, поросший настоящим лесом, на самом деле оказалось затопленной мангровой чащей. Высоченные деревья росли прямо из воды, сплетаясь у основания корнями-ходулями, а в вышине – раскидистыми кронами. Образовавшиеся под ними арки и коридоры пугали манящим из их глубин мраком. По мутной глади воды у подножия деревьев стелилась белёсая дымка и окутывала извилистые корни. Листья по-недоброму перешёптывались. Тонкие ветви, свисая со стволов до самой воды походили на прогнившие верёвки. И никакого намёка на сушу. Только одинокий обломок торчащей неподалёку низенькой скалы, лысой и крутой, свидетельствовал о том, что когда-то на этом месте возвышались горы.

Удручающее молчание воцарилось на острове, лица были хмуры, глаза потухли. Но люди всё же решили подплыть чуть ближе и посмотреть получше. Возможно, они плохо рассмотрели? Что если за линией деревьев прячется хотя бы небольшой, но твёрдый клочок земли, и к нему можно добраться с другой стороны? Проплыли вдоль границы водного леса, усердно отталкиваясь вёслами ото дна и подгоняя разваливающийся остров вперёд. Думали обогнуть деревья с запада, но чаща не кончалась. Мангры и мангры, и снова мангры. Проплыли кругом, потратили уйму времени и, вернувшись к одинокой скале, поняли наконец, что подступа к суше нет нигде. Возможно, и пряталась она в глубине этой чащи, но проверить никто не решался. От одного-то ходячего мангра бед не оберёшься, а тут их целый лес. Стоит заплыть в него – и плотоядные деревья стянут корнями, задушат ветками, сожрут и переварят всех вместе взятых.

Старейшина принял решение уплывать, и островитяне сели на вёсла, с грустью глядя на густые и неприступные заросли росшего меж деревьев тростника, который был сейчас так нужен для укрепления острова.

– Постойте, слышите? – вдруг крикнула Нита, и все замолчали.

Аламеда тоже прислушалась. Сквозь тихий плеск воды и шорох ветвей из чащи доносились странные, похожие на удары, звуки.

– Нужно проверить, что это, – сказала Нита.

Поднялся говор. Кто-то ничего не слышал, другие слышали, но утверждали, что это всего лишь шум ветра и волн. Третьи грешили на чудовищ.

– И как ты проверишь? – хмуро проронил бородатый Сурум, муж Найры. – Не плыть же в чащу. Живыми мы оттуда не выйдем.

– А вдруг там люди, – сказала Нита. – Мне эти звуки напоминают тяпанье топора.

– Какого топора? Бог с тобой, – поднялся ропот. – В чаще нам верная погибель.

– Нельзя уплывать, не изучив это место, – настаивала Нита. – Остров крошится в труху. Через три или четыре дня он потонет, что вы тогда скажете? Никто не знает, сколько ещё плыть до следующей отмели. Если есть хотя бы малая надежда, что внутри чащи кроется клочок суши, пригодный для жизни, я её не упущу.

– Мы не поплывём в лес, – отрезал старейшина, пресекая все споры. – Слишком опасно. Вот если кто-то вызовется пойти и проверить, мы подождём, но целым племенем я рисковать не стану. Есть желающие? – он замолчал на секунду. – Нет. Поплыли отсюда.

– Я, – Нита подняла руку и, резво спрыгнув с острова, оказалась по грудь в воде. – Дойду вброд.

– Не дури, Нита, ты и двух шагов не сделаешь. Корни утащат тебя под воду, – наперебой заговорили все. – Забыла вчерашних чудищ? А если и здесь такие? Не ходи.

– Ничего, я справлюсь. Подай мой нож, – попросила она у Лони. – Кто со мной?