Пятый угол - Йоханнес Марио Зиммель

— О'кей, о'кей, вы, видимо, хотите спровоцировать международный скандал? Из-за подобных инцидентов мы в свое время вступили в Первую мировую войну.

— Ничего я не провоцирую! Я выполняю свой долг! Этот человек может быть французским агентом.

— Да будь он агентом, разве он вел бы себя, как последний идиот?

— Дайте мне папку, я желаю знать, что в ней!

— Это дипломатический багаж, защищенный международными соглашениями! Я буду жаловаться вашему начальству!

— Можете это сделать прямо сейчас.

— Что это значит?

— Вы поедете с нами!

— Куда?

— В наш штаб корпуса. Тут дело нечисто, это и слепому ясно! Садитесь за руль и развернитесь. При первой же попытке к бегству открываем огонь. И не по колесам, — предупредил обер-лейтенант. Последние слова он произнес очень тихо.

Меланхолически вздыхая, Томас Ливен рассматривал спальню, выдержанную в красно-бело-золотистых тонах. Спальня была частью апартамента за номером сто семь. Апартамент сто семь был одним из четырех самых респектабельных в отеле «Георг V». Сам отель «Георг V» был одним из четырех самых респектабельных во всем Париже. На его крыше уже несколько часов развевался военный флаг рейха со свастикой. А мимо его главного входа уже несколько часов с грохотом катили тяжелые танки. Во дворе его стоял черный «крайслер». А в спальне апартамента сто семь расположились Томас Ливен, Мими Шамбер и полковник Жюль Симеон.

Они пережили сумасшедшие двадцать четыре часа. Зажатые в своем черном «крайслере» двумя бронетранспортерами разведки (один спереди, второй сзади), они догоняли штаб корпуса. Рыжеволосый обер-лейтенант Цумбуш пытался по радио связаться со своим генералом. Однако немецкое наступление развивалось столь стремительно, что, похоже, никакого постоянного штаба не существовало. Только после того как немцы, не встретив сопротивления, оккупировали Париж, решил, по-видимому, передохнуть и генерал: в отеле «Георг V».

Из коридора доносился топот тяжелых солдатских сапог. В гостиничном холле тут и там валялись ящики, автоматы и телефонные кабели. Царила колоссальная неразбериха.

Четверть часа спустя после того как обер-лейтенант Цумбуш привел своих трех пленников в спальню апартамента сто семь, он ушел. Без сомнения на доклад своему генералу. Черная кожаная папка лежала теперь на коленях Томаса Ливена. Он взял ее, когда закрывал машину, полагая, что у него она будет в большей сохранности.

Внезапно через высокую, искусно украшенную дверь донесся чей-то сердитый рык. Дверь распахнулась. В проеме возник офицер ростом с версту:

— Господин генерал фон Фельзенек просит вас, мистер Мерфи.

«Пока еще меня принимают за американского дипломата, — подумал Томас Ливен. — Что ж, тогда…»

Он медленно поднялся с кожаной папкой под мышкой. Пройдя мимо адъютанта, он, не теряя достоинства, вошел в салон.

Генерал Эрих фон Фельзенек оказался приземистым мужчиной с коротко стриженными седыми волосами и очками в золотой оправе.

Томас увидел маленький стол, на котором по соседству с ресторанным фарфором и приборами стояли два армейских термоса. Было видно, что генерал собирался наскоро перекусить. Это обстоятельство Томас решил использовать, козырнув знанием правил международной вежливости:

— Генерал, глубоко сожалею, что побеспокоил вас во время еды.

— Это мне, — произнес генерал фон Фельзенек, пожимая Томасу руку, — надлежит приносить извинения, мистер Мерфи.

Томас почувствовал внезапное легкое головокружение, когда генерал протянул ему его поддельный паспорт вместе с липовыми документами Мими и Симеона.

— Ваши документы в порядке. Прошу извинить обер-лейтенанта, у которого из-за поведения вашего спутника не могло не возникнуть подозрения. Хотя в любом случае он превысил свои полномочия.

— Генерал, такие вещи случаются… — пробормотал Томас.

— Такие вещи не должны случаться, мистер Мерфи! Германский вермахт ведет себя корректно. Мы не разбойники с большой дороги. Мы соблюдаем дипломатические нормы.

— Без сомнения, генерал…

— Мистер Мерфи, буду откровенен. На прошлой неделе уже случилась ужасная неприятность. Дело едва не дошло до фюрера. Под Амьеном несколько без меры усердных наших задержали и обыскали двух господ из шведской военной миссии. Страшный скандал! Вынужден был лично извиняться. Возможно, это было мне предостережением. Второй раз ничего подобного со мной не случится. Вы уже обедали, мистер Мерфи?

— Н-нет…

— Могу ли я пригласить вас, прежде чем вы уедете? Как насчет простой солдатской пищи? Кухня в гостинице еще не работает. И у «Прунье», думаю, сегодня все закрыто, ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха!

— В таком случае как насчет небольшой порции из немецкой полевой кухни?

— Только если я не помешаю.

— Мне это в радость! Когге, еще один прибор! И господам в соседней комнате пускай тоже что-нибудь принесут…

— Слушаюсь, господин генерал!

Пять минут спустя:

— Бурда немного пресновата, не правда ли, мистер Мерфи?

— О нет, при данных обстоятельствах на вкус грех жаловаться, — отозвался Томас, постепенно начинавший приходить в себя.

— Не пойму, в чем дело, эти парни не могут приготовить айнтопф[3], — сердился генерал.

— Генерал, — мягко сказал Томас Ливен, — я хотел бы чем-то отплатить за ваше гостеприимство и открыть вам небольшой секрет…

— Черт побери, мистер Мерфи, вы блестяще говорите по-немецки!

«Такой комплимент может стоить головы», — подумал Томас и скорректировал свои языковые познания в сторону ухудшения.

— Сэнк ю, генерал. Моя нянька был мекленбургской кормилицей. Ее спешиэлити были мекленбургские айнтопфы…

— Интересно, правда, Когге? — обратился генерал к своему адъютанту.

— Так точно, господин генерал!

— Весьма несправедливо, — назидательно заговорил Томас Ливен, старательно налегая на американский акцент, — на айнтопф напраслину возводят. Охотно объясняю, как готовится настоящий мекленбургский айнтопф. Ведь даже из картофельного гуляша можно сделать деликатес, — Томас понизил голос. — Но сперва один вопрос, который меня давно занимает. Господин генерал, правда ли, что в солдатскую еду немцам подмешивают — гм — соду?

— Это слух, который упорно циркулирует. Ничего не могу сказать на это, не в курсе. Ясно, что если люди часто месяцами находятся в походах, вдали от своих женщин, вдали… Вряд ли мне стоит продолжать.