Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

– Она твердила: «Слава богу», – сдержанно напомнил Роджер.

– И я бы сказала то же самое.

Это была Каро, ее голос прозвучал необычно резко.

– Заткнись, Каро, – угрожающе произнес Роджер.

– Не заткнусь! Никто из вас не знает… никто…

– Каро!

– Сам заткнись, Роджер. Я не собираюсь сплетничать. Единственное, что я хочу сказать, – слава богу, что он умер. Вот и все.

– Не волнуйся так, старушка, – озабоченным голосом призвал ее Джимми. – Согласен, Хозер не был мечтой любой девушки, но…

– Он был мерзким человеком… – Неожиданно Каро повернулась к Генри. – Вы ведь это знали, правда? – спросила она. – Все время знали… но ничего не предприняли. А теперь кто-то что-то сделал наконец. И я счастлива.

– Что ты имеешь в виду под этим «кто-то что-то сделал»? – Голос Роджера прозвучал как удар хлыста. – Генри сказал, что произошел инцидент, разве не так?

– Инцидент? С такими людьми, как Хозер, инцидентов не случается. – Каро смотрела инспектору прямо в глаза. – Его ведь убили, правда?

– Да, – ответил Генри. – Боюсь, что так.

Воцарилась тишина, вызванная всеобщим шоком. Потом Джимми неуверенно произнес:

– Ну молодчина, прямо в девятку. Подозреваемая номер один – мисс Кэролайн Уиттакер. Можете ли вы объяснить присяжным, мисс Уиттакер, откуда вы узнали, что покойный был убит, прежде чем кто-либо сообщил…

– Да замолчи ты, дурак! – Каро вскочила и побежала к двери.

Джимми бросился за ней.

– Каро, вернись… Я хочу с тобой поговорить… – Он схватил девушку за плечо, она стряхнула его руку и выскочила в холл. Молодой человек ринулся следом, продолжая увещевать ее, и оба скрылись на верху лестницы.

Тем временем Бакфасты поднялись из-за стола и присоединились к группе, собравшейся у барной стойки. Мария Пиа и Франко, побелевшие, держась за руки, не сдвинулись с места, но напряженно прислушивались. В холле хлопнула входная дверь, оттуда донесся шум, и Генри поспешно сказал:

– Баронесса… извините, из-за всей этой суматохи я совершенно забыл… сообщить вам, что ваш муж здесь. Должно быть, это он.

Мария Пиа печально склонила голову и ответила:

– Спасибо. Я ждала его.

Она соскользнула с табурета и вышла в холл с высоко поднятой головой – словно приговоренный на эшафот. Франко сделал было движение, чтобы последовать за ней, но передумал и придвинул свой табурет поближе к компании англичан, будто хотел затеряться среди людей.

– Вы сказали – убит? – Голос полковника прозвучал неожиданно дрожаще. – Плохо. Очень плохо. Что случилось?

– Его застрелили, – ответил Генри. – На подъемнике.

– Не верю! – категорически заявила миссис Бакфаст.

– Тем не менее боюсь, что это правда, – сказал инспектор. – Он был единственным пассажиром, ехавшим вниз, и его было нетрудно опознать по меховым ботинкам даже сквозь метель. Медицинское заключение еще не пришло, но я видел рану и готов биться об заклад, что пуля была выпущена справа, с расстояния около десяти футов, с точки, располагавшейся чуть выше или чуть ниже тела.

– То есть с одного из кресел, шедших вверх, – предположил Роджер.

Повисла пауза, показавшаяся бесконечной.

– Я видел его, когда ехал вверх, – сказал наконец полковник. – Кто еще тогда находился на подъемнике? Все мы, полагаю.

Генри окинул бар взглядом и ответил:

– Да, все здесь присутствующие за исключением миссис Бакфаст. Плюс мисс Уиттакер, мистер Пассденделл, баронесса, Герда и дети.

– А вы, мистер Тиббет? – ехидно вставил Роджер.

– Я – нет, – ответил Генри. – Моя жена забыла в «Олимпии» свои лыжные очки, мы вернулись за ними и выпили там с Пьетро, а у подъемника оказались как раз в тот момент, когда несчастный Хозер подъехал к нижней станции.

– На редкость удачно для вас получилось. – Роджер бросил на Тиббета тяжелый холодный взгляд. – Это означает, что вы двое, миссис Бакфаст и Книпферы – единственные постояльцы «Белла Висты», которые вне подозрения? Я прав?

– Да, – ровным голосом ответил Генри. – Правы.

Роджер встал.

– Понятно, – произнес он. – Ну что ж, даже осужденный убийца имеет право быть накормленным, насколько я знаю. Так что я иду есть. Франко, вы со мной?

– Я не голоден, – ответил итальянец, белый как мел.

– Как угодно, – сказал Стейнз и зашагал из бара в столовую.

– Должен сказать, вы это заслужили, Тиббет, – заметил полковник Бакфаст. – Можно было бы сделать все потактичнее, знаете ли.

– Прошу прощения, – извинился Генри. – Просто я думал, вы все захотите узнать, как обстоят дела, до того как приедет полиция и начнет задавать вопросы.

– Но они же не могут всерьез полагать, что кто-то из нас… – Незаконченный вопрос миссис Бакфаст повис в воздухе между тремя мужчинами, как облако дыма.

– Боюсь, что могут, – сказал инспектор. – В конце концов, они ничего не знают ни о ком из нас, да и мы знаем друг о друге ничтожно мало. Однако осмелюсь предположить, что очень скоро узнаем гораздо больше. Пойдем есть? – добавил он, обращаясь к жене.

Та кивнула, и вдвоем они молча направились к выходу сквозь почти осязаемое ощущение страха, клубившегося, как туман, среди домашнего уюта альпийского бара.

В половине девятого в отель прибыл капитан Спецци с полудюжиной карабинеров; подъемник был запущен на короткое время для единственной цели: доставить Его Величество Закон в «Белла Висту». Полицейские тут же приступили к бесплодным поискам оружия, между тем как Спецци с разрешения синьора Россати превратил его кабинет в допросную. Устроившись, капитан отпустил своего стенографиста – нескладного долговязого юношу, почти не открывающего рта, но записывающего все в аккуратный блокнот с точностью хорошо смазанного механизма. Потом Спецци попросил пригласить к нему Тиббета.

– Должен признать, инспектор, вы были правы сегодня днем, – начал он по-итальянски с грустной улыбкой. – Все случилось даже быстрее, чем вы предсказывали.

– Я виню себя, – сказал Генри. – Мне следовало прийти к вам раньше, но было слишком мало информации. Мне и в голову не приходило, что может случиться что-то подобное.

– Вам совершенно не в чем себя винить, мой друг, – горячо запротестовал капитан. – Напротив, это моя ответственность, потому что преступление совершено на моей территории.

Он вздохнул, несколько мелодраматично, и предложил Генри черную грубую сигарету из ярко-оранжевой пачки. Инспектор вежливо отказался. Несколько секунд в комнате царила тишина.

– Что ж, по крайней мере, теперь нет никаких сомнений, что Хозер был «нашим человеком», – наконец произнес Генри.