О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико - Люси Невилл

Потом заговорила Марисоль:

— Я всегда знать, что этот человек опасный… – Она имела в виду Обрадора. – Вот, поглядеть, что он делать с городом, как будто в городе и без того уже не… Как вы говорить jodida ?

— Полная задница.

— Да-да, полная задница.

Неделю назад я спросила своих учеников, считают ли они, что имела место фальсификация итогов выборов, решив, что это будет интересной темой для обсуждения. Однако они равнодушно смотрели на меня до тех пор, пока наконец Сильвия не изрекла:

— На самом деле разницы нет, крысы вы предпочитать или свиньи.

Все согласно закивали, а Марисоль заметила, что «тот же принцип можно применить и к мужчинам в целом», и эта реплика благополучно вернула нас к обсуждению их излюбленной темы. Теперь же, когда эти женщины стали проводить еще больше времени в пробках, их политическая позиция сделалась гораздо менее апатичной.

По дороге домой я снова и снова прокручивала в голове события сегодняшнего утра: Октавио, вылезающий из постели в красных шортах, пара сонных реплик по-испански – и вот я вдруг оказываюсь прижатой к его обнаженной груди по пути к дверям. В Мексике объятия и поцелуи при встрече и прощании – это норма даже между коллегами по бизнесу; но было что-что такое в этом полусонном обнаженном объятии, что казалось более интимным, нежели обычное дружеское прощание соседей по квартире. Потом я вспомнила о «роскошной французской виолончелистке» и усилием воли заставила себя остановиться.

Однако я чувствовала, что должна как-то отблагодарить Октавио за помощь. Ибо, как никто другой, понимала, какое это преступление – будить человека в такую рань.

Я решила подарить ему коробку шоколада. Возникла новая проблема: где ее оставить? Положить у него в комнате было бы нетактично, так что я привязала коробку к ручке его двери снаружи, с благодарственной запиской: «Дорогой Октавио, спасибо за то, что ты встал так отвратительно рано, чтобы помочь мне открыть дверь. С любовью, Люси».

Но когда я уже засыпала, мне в голову пришла тревожная мысль: что, если этот жест благодарности непропорционален его любезному поступку? Что, если он усмотрит за моей благодарностью какие-либо иные мотивы? Я вскочила с постели и уничтожила приложенную к подарку записку. Потом написала новый текст, уже без слов «дорогой » и «с любовью ». Теперь, когда не осталось явных признаков того, что я к нему неравнодушна, я могла спать спокойно.

Утром я нашла подсунутый под дверь листок бумаги. Листок был аккуратно сложен корабликом, и на нем было написано: «Gracias por los chocolates, Octavio »[13].

Чем ближе был конец недели, тем хуже становилась ситуация на дорогах, и количество учащихся, посещающих занятия, резко сократилось. Среди тех, кто продолжал ходить, росло недовольство. Я понимала их гнев. Их и без того нелегкая жизнь сделалась еще хуже, чем раньше. Бизнес в этом районе терпел убытки, люди теряли работу. Пробки теперь приобрели такие масштабы, что людям приходилось вставать буквально посреди ночи, чтобы вовремя добраться до работы.

Те, кто ездил на метро, оказались даже в худшем положении. Забитые дороги привели к тому, что на метро стало ездить вдвое больше народу. Теперь мне приходилось вставать в половине пятого утра вместо половины шестого, чтобы иметь возможность втиснуться в вагон. Метро было настолько переполнено, что Сильвия сломала ногу, когда ей пришлось вылезать из окна поезда на своей станции, поскольку выйти через дверь было физически невозможно. На занятия она ходить перестала. Не злились только двое из всех студентов – неграмотные шоферы, чья компания недавно перешла в руки американцев. Они вдруг узнали, что должны выучить английский, чтобы общаться с новым начальством. К раздражению остальных студентов, они начали ходить на занятия в желтых «обрадоровских» футболках.

У Марко были длинные, подкрученные вверх усы и не хватало одного переднего зуба. Он десять лет прожил в Техасе, но работал там на ферме, собирая фрукты вместе с другими мексиканцами. Несколько слов по-английски он все-таки знал: например, «Привет, как жисть?» мужчина выговаривал с идеальным техасским акцентом. Этим его знания исчерпывались. Карлосу, или Чарли, как он просил себя называть, было семьдесят четыре года. Это был маленький седой старичок с необыкновенно большими ушами. Он уже пятьдесят лет возил людей по городу, и уроки английского были для него настоящим событием.

Они приходили каждый день, ровно в девять утра, Марко нервно усмехался, а Чарли сжимал в руках несколько заточенных карандашей и тетрадку, улыбаясь и глубоко дыша, как будто в ожидании какого-то волшебства.

— Здрав-ствуй-те, учи-тель-ни-ца Люси! – с сияющим видом начинал он.

— Здравствуйте, Чарли. Как ваши дела?

Тут он обычно поворачивался к Коко и шептал по-испански:

— Что она сказала?

А Коко отвечала ему, тоже по-испански:

— Она спросила, как у вас сегодня дела.

Тогда он говорил Коко:

— Скажите ей, что у меня все прекрасно, спасибо.

И Коко поворачивалась ко мне и говорила:

— У Чарли все прекрасно.

Потом Марко крепко пожимал мне руку и говорил:

— Привет, как жисть?

И мы втроем отправлялись в класс и начинали урок первый – алфавит, – начиная каждый раз заново с буквы «А». Сегодня, однако, этот порядок был нарушен, когда Марко внезапно перебил меня и спросил, указывая на лицо Обрадора на своей футболке:

— Как говорить «Obrador es presidente?»

— Обрадор – президент, – пояснила я им, и мужчины долго повторяли эту фразу, выражающую их желания.

Маленькая деталь: то, что Марко и Чарли не умели ни писать, ни читать на своем родном языке, совершенно не принималось в расчет новыми американскими владельцами их шоферской компании, которые считали, что им необходимо выучить английский. Неграмотность в Мексике – огромная проблема. Ее причины можно понять: маленькие дети здесь зачастую метут улицы на рассвете или снуют между машинами на больших трассах, продавая сигареты едущим на работу жителям предместий. Хотя образование бесплатно и обязательно для всех, семьям просто необходим дополнительный доход, чтобы выжить.

Я закончила урок в школе «Иностранный без забот» и стояла на улице в ожидании Эдгара, надеясь, что он не забыл о нашем уговоре. Теперь, когда я прочитала все, что нашла по теме, у меня было хоть какое-то отдаленное представление о политической истории Мексики за последние сто лет. Я очень ждала intercambio на этой неделе. Хотя события мексиканской истории показались мне занимательнее многих романов, их запутанность меня ошеломила.

Наконец вышел Эдгар, и вид у него был непривычно взбудораженный.

— Слушай, пойдем-ка посмотрим на блокаду.