История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I - Фредерик Коплстон

Таким образом, элеаты, как и ранние греческие философы, пытались найти единый принцип мира. Однако мир, каким он предстает перед нами, – это мир многообразия. Вопрос поэтому заключается в том, как согласовать единый принцип с множественностью и изменениями, происходящими в мире, иными словами, решить проблему Единого и Многого. Гераклит пытался решить ее, отдав должное обоим элементам через доктрину Единства в Разнообразии, Тождества в Различии. Пифагорейцы превозносили множественность в ущерб Единому – существует много примеров единого; элеаты же, наоборот, превозносили Единое в ущерб многообразию. Но если вы признаете существование многообразия, о чем нам говорит чувственное восприятие, тогда вы должны признавать и существование изменений; но если вы признаете, что одна вещь, изменяясь, превращается в другую, тогда вам не избежать вопроса: что является общим элементом во всех изменяющихся вещах? Если, с другой стороны, вы придерживаетесь доктрины Единого, вы должны – если, конечно, не разделяете односторонний взгляд элеатов, который заводит в тупик, – выводить множественное из Единого или, по крайней мере, показать, как разнообразие, которое мы наблюдаем в мире, согласуется с понятием Единого. Иными словами, мы должны в равной мере учитывать оба фактора – Единое и Многое, Стабильность и Изменение. Односторонний взгляд Парменида на эту проблему совершенно неприемлем, как и односторонний взгляд пифагорейцев. Однако философская система Гераклита также имеет свои изъяны. Помимо того что она не могла дать вразумительного объяснения стабильности, она была связана с материалистическим монизмом. В результате Гераклит был вынужден прийти к заключению, что высочайшее и истинное Бытие – нематериально. Поэтому нет ничего страшного, что в греческой философии появились, как их называл Целлер, «компромиссные системы», пытающиеся свести вместе идеи предшественников.

1. Если пантеист – это человек, имеющий субъективное отношение ко Вселенной, которую он позже отождествит с Богом, тогда досократовых философов вряд ли можно назвать пантеистами. Гераклит называл Единое Зевсом, но он не относился к огню как к божеству.

2. Если пантеист – это человек, который, отрицая принцип трансцендентального во Вселенной, отождествляет ее в конечном счете с Идеей (в противовес материалистам, которые отождествляют ее с материей), тогда досократовы философы опять–таки не заслуживают звания пантеистов, ибо они говорят о Едином как о материальном (хотя следует признать, что в то время еще не было установлено различие между духом и материей и они не могли отвергать его, как современные материалисты–монисты).

3. В любом случае Единое, или Вселенная, не может быть отождествлено с греческими богами. Шеллинг отмечал, что в поэмах Гомера нет ничего сверхъестественного, ибо Гомеровы боги – это часть природы. Это наблюдение имеет самое непосредственное отношение к теме нашего разговора. Греческий бог имел человеческий облик, и власть его была ограничена, его никак нельзя было отождествить с Единым, да никому бы это и в голову не пришло. Имя бога, например Зевса, могло быть присвоено Единому, но Единое никак нельзя было отождествить с «реальным Зевсом» из легенд и мифов. Отсюда вывод, что Единое – это единственный «бог», который существует, а олимпийские боги – это очеловеченные персонажи басен; но даже тогда вызывает сомнение, чтобы философы обожествляли Единое. Стоиков – вот кого можно с полным правом назвать пантеистами, что же касается досократовых философов, предпочтительнее называть их монистами, а не пантеистами.

Эмпедокл жил в Акрагасе, или Агригенте, на острове Сицилия. Никто не знает даты его рождения, но известно, что он посетил город Фурии вскоре после его основания, в 443—444 годах до н. э. Он принимал участие в политической жизни родного города и был, вероятно, лидером демократической партии. Об Эмпедокле ходили слухи, что он занимается волшебством и творит чудеса; существует история о том, что его исключили из общества пифагорейцев за то, что он «украл идеи»1. Помимо занятий волшебством, Эмпедокл внес большой вклад в развитие медицины. О смерти философа рассказывают несколько необычных историй; из них самая известная гласит, что он прыгнул в кратер Этны, чтобы люди поверили, что он вознесся на небеса, и стали бы поклоняться ему как богу. Но к сожалению, он забыл на склоне вулкана свою сандалию, а поскольку он носил сандалии с бронзовыми подметками, то ее легко узнали2. Диоген, поведавший нам эту историю, также сообщает, что «Тимей с жаром утверждает, что все эти истории – ложь, Эмпедокл уехал на полуостров Пелопоннес и не вернулся, так что о том, как он умер, никто не знает»3. Эмпедокл, подобно Пармениду и в противовес другим философам, излагал свои идеи в стихотворной форме. До нас дошли более или менее обширные фрагменты его произведений.

Эмпедокл не создал своей системы, он скорее сделал попытку объединить и свести в единое целое идеи своих предшественников. Парменид утверждал, что Бытие существует и оно материально. Эмпедокл разделял не только эту идею, но и фундаментальную идею Парменида о том, что Бытие ниоткуда не появляется и никуда не исчезает, ибо оно не может появиться из не–бытия и не может уйти в не–бытие. Следовательно, материя не имеет ни начала, ни конца, она неуничтожима. «Дураки! – ибо они не видят дальше собственного носа, – кто считает, что то, чего не было раньше, возникает потом или должно умереть и полностью разрушиться. Ибо не может быть, чтобы что–нибудь появилось из того, чего не было, и невозможно и неслыханно, чтобы то, что существует, умерло, ибо оно будет всегда, куда бы его ни положили»4. И вновь: «И во Всем нет ничего пустого и нет слишком полного», и «во Всем нет ничего пустого. Откуда бы тогда все появилось?»5

До этих пор Эмпедокл согласен с Парменидом. Однако существование изменения – это факт, который нельзя отрицать, и считать изменение иллюзорным совершенно неправомерно. Осталось, таким образом, найти способ примирить факт существования изменения и движения с принципом Парменида, который гласит, что Бытие – которое, как мы помним, Парменид считал материальным – ниоткуда не возникает и никуда не исчезает. Эмпедокл пытается согласовать эти две идеи с помощью принципа, гласящего, что объекты как целое появляются и исчезают – как свидетельствует наш опыт, – но при этом состоят из материальных частиц, которые сами по себе неуничтожимы. Существует «только смешение и взаимообмен того, что было смешано. Люди назвали эти вещи субстанцией»6.

Далее, хотя Фалес считал, что основой всего является вода, а Анаксимен – воздух, они верили, что одна форма материи может переходить в другую, например вода может стать землей, а воздух – огнем. Эмпедокл же, интерпретируя по–своему принцип Парменида о неизменности бытия, утверждал, что одна форма материи не может превращаться в другую, но что существуют фундаментальные и вечные формы материи или элементы – земля, воздух, огонь и вода. Таким образом, привычная нам классификация четырех стихий была создана Эмпедоклом, хотя он называет их не элементами, а «корнями всего»7. Земля не может стать водой, а вода – землей: четыре формы материи не изменяются и являются исходными частицами, которые путем смешения образуют различные объекты этого мира. Итак, объекты возникают путем смешения элементов, а исчезают за счет их разделения, но сами элементы ниоткуда не возникают и никуда не исчезают, но остаются вечно неизменными. Эмпедокл, таким образом, видел единственную возможность примирить материалистическую позицию Парменида с очевидным фактом существования изменений в том, чтобы признать наличие нескольких исходных материальных частиц. В связи с этим его можно назвать посредником между философской системой Парменида и свидетельствами чувственности.