Скелеты благородного семейства или Смерть на десерт - Наталья Мусникова

— А если приклеить такую ловушку на лестнице…

— То человек неизбежно споткнётся о нить и рухнет вниз. Что, собственно говоря, у нас и произошло.

— Но зачем Дункану убивать Оливию?!

Дейв вынул из кармана небольшую подвеску на простой, потемневшей от времени серебряной цепочке:

— На шее у Оливии был амулет, меняющий облик. Учитывая дороговизну подобной вещицы и отсутствие денег у бедняжки, вряд ли она сама могла его приобрести. А значит, ей его дали, причём уже после ужина, во время трапезы на шее леди Оливии ничего не было.

Эмили быстро перебрала в памяти всех гостей и ахнула, опускаясь на пыльный покрытый паутиной стул:

— Бабушка…

Дэвид коротко кивнул, стискивая амулет в руке:

— Герцогиня была права: её действительно хотят убить. А значит, после очередной неудачи преступник вряд ли успокоится. Для него это теперь дело принципа. Эми, дорогая, а давай, ты вернёшься домой?

Эмили решительно поднялась со стула, подошла к мужу, обвила его шею руками, прижалась к нему всем телом и жарко выдохнула прямо в ухо:

— Не дождёшься. Я тебя не брошу. И вообще, помощь мага воды, вдобавок ко всему очаровательной женщины, тебе точно не будет лишней.

Кодекс настоящего джентльмена, толстенный талмуд, испещрённый советами на все случаи жизни и тщательно выполненными рисунками, категорично утверждал, что мнение благородного лорда единственно верное и никто, особенно леди, не имеет права его оспаривать. В семействе Эверлич такой кодекс, само собой был (изучение правил из этого кодекса было обязательным, юные джентльмены даже экзамен по нему сдавали), только вот вспоминали о нём в трёх случаях: когда хотелось прочесть что-нибудь забавное и не сильно обременительное для разума, когда нужно было что-нибудь тяжёлое, а молотка под рукой почему-то не оказывалось и как решающий аргумент в жарких братских спорах. Нет, ни сам Дейв, ни его брат не приводили цитаты из кодекса, дабы доказать свою точку зрения, просто тот, кто первым замахнулся на упрямого оппонента громадной книгой, тот и оказывался прав. Недаром же говорят, что знание — сила. Поскольку леди Алалию, настоящую хранительницу домашнего очага и покровительницу изящных искусств, весьма печалили как ссоры сыновей, так и варварское отношение к книге, кодекс перестали приводит как последний (и самый убедительный) аргумент в спорах, оставив лишь проверенным и эффективным средством от бессонницы.

Так вот, кодекс настоящего джентльмена утверждал, что леди спорить не имеет права, но лорд Джеральд, коему сыновья верили гораздо больше, чем толстой занудной книге, всегда к мнению любимой супруги прислушивался и даже не считал зазорным спросить у неё совета. Стоит ли удивляться тому, что и Дейв, хоть и беспокоился о своей любимой Эми (шутка ли, по замку убийца бродит!), оспаривать её решение всё же не стал, лишь вздохнул негромко да привычно груди коснулся, в том месте, где под одеждой был спрятан фамильный амулет. Эмили, которая всё прекрасно поняла без лишних слов, благодарно потёрлась щекой о щёку мужа, поцеловала его нежно и предложила, впрочем, не очень рассчитывая на успех пришедшей в голову идеи:

— А хочешь, я тебе помогу?

— Каким образом?

— Я же маг воды, а вода имеет память. И если учёные, утверждающие, что человек почти полностью состоит из воды, не безумны, а их слова не полный бред…

— То ты сможешь увидеть воспоминания леди Оливии, — Дейв подхватил жену на руки, расцеловал в обе щёки. — Эми, ты прелесть, я тебя просто обожаю! Приступай!

Приступай. Легко сказать, да трудно сделать, тем более что прежде Эми практиковалась лишь на ручейках да аквариуме с рыбками, которые от магических опытов были, мягко говоря, не в восторге. Однако отступать леди была не намерена, а потому она решительно подошла к лежащей на диване леди Оливии, на миг прикрыла глаза, пробуждая, как учил наставник, источник магии, призывая воду и терпеливо дожидаясь её отклика. В отличие от педантичной и ответственной земли, вспыльчивого, всегда готового на любые авантюры огня и подвластному любому зову воздуха, вода стихия своенравная и капризная. Поторопишься или попытаешься прибегнуть к силе, и вместо управления водой будет лишь россыпь мелких капелек на лице, волосах и одежде. Промешкаешь — попусту растратишь магию, она утечёт сквозь пальцы, впитается в окружающие тебя предметы или пополнит резерв понравившегося воде чародея. Что и говорить, непростая стихия, своенравная!

Эми почувствовала, как прохладная волна лизнула ступни и тут же отпрянула, скользнула назад, играя и дразнясь. Леди стояла неподвижно, по-прежнему закрыв глаза, опустив руки вдоль тела, стараясь не только призвать воду, но и полностью слиться со своей стихией, стать ей. Невидимая волна поднялась выше, пощекотала колени, захлестнула живот, сдавила грудь, а потом пытливо заглянула в лицо. Мол, ну, я пришла, чего ради звала?

«Помоги», — мысленно воззвала Эми к воде.

Та насмешливо плеснула, на миг захлестнув леди с головой, рассмеялась серебристым журчанием:

«С чего бы вдруг? Здесь смерть, покой, затхлость веками неподвижного болота, а мне по нутру вечный бег полноводной реки жизни».

«Покажи, что произошло с этой девушкой».

Вода озорно пощекотала Эми ушки, холодными пальцами-течениями пробежала по ногам, погладила спину:

«А разве ты сама не видишь? Она умерла».

В минуты, подобные этой Эмили искренне жалела, что её магия связана с водой. С землёй гораздо проще, она выполняет любую просьбу, главное — потом не забыть щедро отблагодарить, полив цветы, прополов клумбу или хотя бы убрав сухие листья и прочий сор в саду. Воду же приходилось убеждать, умасливать, при этом проявляя максимальную деликатность и терпение, иначе стихия могла обидеться и уйти. Или и вовсе начать пакостить, смачивая одежду и постель, покрывая ржой любимые украшения и дверные замки, размывая текст ещё не прочитанных писем и книг. Впрочем, после замужества у Эмили появился весомый аргумент в споре со стихией.

«О помощи тебя просит Дэвид».

«Вот как? — вода заинтересованно всколыхнулась, устремляясь к вольготно рассевшемуся прямо на столе Дейву. — Что же ты сразу не сказала?»

То ли потому, что отец Дэвида был корсаром, то ли потому, что Эмили искренне любила своего мужа, то ли по ещё какой причине (а может, всем сразу), но вода никогда не отказывала королевскому сыщику в просьбе. Впрочем, по пустякам своенравную стихию Дейв и не теребил, прося жену о магической помощи лишь в делах весьма непростых, вот, например, как сегодняшний. Вода задумчиво всколыхнулась, пощекотала Эми холодными щупальцами течений и неохотно вздохнула:

«Хорошо, я помогу. Только смотрите внимательнее, я не земля, повторять многократно не стану, скучно мне топтаться на одном месте».

Эмили согласно кивнула, не столько соглашаясь со своенравной стихией, сколько давая сигнал Дейву, чтобы смотрел внимательнее и ничего не пропустил. Вода плеснула, окатив не только Эми, но и Дэвида (иначе с чего бы он возмущённо принялся отфыркиваться, да и рубашка на нём промокла насквозь?), а затем туманов взмыла вверх, словно кто-то невидимый набросил полог, скрывая так не любимую водой повседневность. Спустя мгновение туман стал рассеиваться, но не весь разом, а кругами, точно в спокойное озерцо кинули крупный камень, и пред лордом и леди Эверлич предстали очертания небольшой комнатки, судя по многочисленным вешалкам, чехлам с одеждой и ростовому зеркалу — гардеробной. Именно там лорд Дункан, не щадя кулаков своих, доказывал леди Оливии всю силу братской любви. Несчастная девушка, привыкшая к издевательствам и побоям своего жестокосердного, как оказалось, брата не пыталась обороняться, лишь вздрагивала всем телом, неловко закрывая лицо, да кусала губы, заглушая стоны и вскрики боли. Когда лорд утомился и на прощание ткнув Оливию носком туфли в бок направился к себе, леди кое-как поднялась на ноги и поплелась из гардеробной, время от времени останавливаясь, чтобы перевести дыхание и набраться сил. В коридоре к девушке, от неожиданности испуганно вскрикнувшей и сжавшейся в ожидании очередных издевательств, подошла герцогиня Вандербилдт. На губах почтенной леди играла нежная воистину материнская улыбка, кою даже Эми лицезрела за всё время обитания в Северной звезде от силы раз пять, не больше. Герцогиня ласково погладила Оливию, стирая слёзы и кровь у неё со щеки, а затем мягко обняла опешившую от подобной милости леди и повела её к себе в кабинет. В своих покоях Элеанора Вандербилдт усадила девушку в мягкое кресло, заботливо укрыла пушистым пледом и собственноручно подала чашечку душистого чая. Вода не передаёт звуков, одно лишь изображение, поэтому понять, о чём именно разговаривали старая и молодая леди было невозможно, да, впрочем, так ли был важен сам разговор? Главное, что в конце беседы герцогиня ещё раз потрепала немного приободрившуюся Оливию по щеке и протянула ей небольшую подвеску на простой, потемневшей от времени серебряной цепочке. Глаза девушки вспыхнули детским восторгом, тонкие в тёмных пятнах засохшей крови пальчики нервно дрожала, не в силах справиться с небольшой застёжкой. Элеанора успокаивающе положила свою руку на руку девушке, ловко открыла замочек и надела украшение на шею леди Оливии. Юная девушка, запуганная и забитая, нервно ощупывала украшение, снова и снова что-то лихорадочно шепча и то и дело норовя поймать и прижать к губам руку герцогини. Элеанора какое-то время с мягкой улыбкой благосклонно кивала, а затем зевнула, изящно прикрыв рот рукой. Оливия моментально поняла намёк, ещё раз пылко поцеловала руку почтенной леди и выпорхнула из комнаты, крепко прижимая к груди подаренное украшение. Бедняжка не знала, что доброта герцогини Вандербилдт была отнюдь не бескорыстна, она не заметила, каким скрытым торжеством блеснули глаза почтенной леди. Из кабинета герцогини Оливия направилась было по коридору налево, очевидно, в свою комнату, но затем девушка, которую прямо-таки распирало от внезапно свалившегося на неё счастья, передумала и проворно двинулась в сторону лестницы. Несколько ступенек леди преодолела без всяких проблем, а затем что-то едва заметно блеснуло, Оливия взмахнула руками в тщетной попытке сохранить равновесие и кубарем покатилась по лестнице.