За все рассчитаюсь с тобой! - Джеймс Хедли Чейз

– Ладно, я тебе верю, – сказала она. – Я идиотка, но я тебе верю.

– Я рад, что ты мне поверила. Но меня плохо принимают в этом городе, и я хочу, чтобы ты мне помогла.

Ее брови удивленно поднялись.

– С чего это я должна тебе помогать?

– Ответь на один вопрос: кем был для тебя Херрик?

Она встала и направилась к бару.

– Не хочу вмешиваться в это дело, – сказала она, наливая два бокала виски. Подойдя ко мне, она протянула один мне, холодно улыбаясь. – Ты все-таки жесткий парень. Я чувствую себя так, словно попала под каток.

Я посадил ее к себе на колени. Она не сопротивлялась.

– Будем друзьями, – предложил я. – Тебе нравился Херрик, не так ли?

Она оттолкнула меня и поднялась.

– Брось! Или ты считаешь меня идиоткой?

– А если я тебя заставлю рассказать? – я посмотрел ей в глаза.

– Попытайся, – ответила она, вновь садясь на диван.

– Мне пришла в голову блестящая мысль, – сказал я. – А что, если я все расскажу Гомесу? Ему будет интересно узнать, чем это вы занимались здесь.

На сей раз она действительно испугалась.

– Ты не посмеешь этого сделать! – она вскочила.

– Подойди сюда, моя прелесть.

– Херрик давал мне деньги, чтобы я играла в казино, – проговорила она после минутного колебания. – Я не знаю, для чего это ему было надо, бесполезно спрашивать меня об этом. Он всегда забирал мои выигрыши и давал мне другие банкноты.

Я удивленно смотрел на нее.

– Но для чего это ему было надо?

Она уже собиралась сказать, что не имеет ни малейшего понятия, как вдруг дверь отворилась и вошел Гомес.

Завывание полицейской сирены нарушило тишину ночи. Резина визжала на поворотах. Хлопали двери, слышались быстрые шаги.

Я стоял в тени рядом с черным выходом дома, где жила мисс Спенс. Укрытие было так себе, но я выходил с честью и из более опасных положений. Улочка была узкой и заканчивалась тупиком. Другим концом она выходила на улицу, и возле дома горел фонарь. Держа в правой руке «люгер», я осторожно крался вдоль стены. Дойдя до тупика, я поднял голову. Надо мной было только темное небо, усеянное звездами. На углу у стены маячила фигура в форменной фуражке полицейского. Он не мог меня видеть, но я его видел прекрасно, и не составляло труда влепить ему пулю между глаз. Но мне не хотелось обнаруживать себя раньше времени. Встав на одно колено, я замер. И коп сделал то, чего я от него ожидал. Вынув фонарик, он повел лучом вокруг себя. Выстрел «люгера» нарушил тишину ночи. Фонарик погас. У меня было примерно пять секунд, чтобы убежать, прежде чем коп опомнится от испуга. Я не терял времени зря! Верхушка стены оцарапала ладони. Я буквально перекатился на другую сторону.

Я поздравил себя с удачным маневром, приземляясь на полусогнутые ноги. Раздалась автоматная очередь. Пули вздымали фонтанчики пыли, и во все стороны полетели осколки кирпича. Я успел! Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я забирал все время вправо, зная, что так я выйду на главную улицу. По ту сторону стены царила суматоха. Открывались окна, оттуда выглядывали встревоженные люди. Автомат продолжал палить. Армия прекрасно научила меня играть в индейцев. Я производил шума не больше, чем привидение, осторожно пробираясь между кустов. Ночь рвали звуки полицейских сирен. Весь аппарат полиции был задействован в охоте на меня. Я уже достиг стены, окружавшей сад, когда один умник догадался включить прожектор. Я как раз перелезал стену и находился на ее гребне, когда яркий луч осветил меня. Было примерно то же ощущение, как у нудиста, находящегося в метро в час пик. Вся артиллерия пришла в действие. Вооружения было достаточно, чтобы уложить армию. Вокруг свистели пули. Одна из них прошила рукав. Я прыгнул на землю с быстротой ящерицы. Коп, стоявший метрах в пятидесяти, выстрелил, когда я зигзагами бежал по тротуару. Я выстрелил в ответ. Он упал на колени, схватившись левой рукой за правую и крича, словно увидел дьявола.

Меня заметили. Я мчался с такой скоростью, что, казалось, мои ноги не касались земли. В пять прыжков я оказался возле стены какого-то здания, рядом с дверью. Белые кирпичные стены венчала крыша из красной черепицы, блестевшая в лунном свете. Пули высекали искры из кирпича. Открыв дверь, я притаился за ней. Я дышал, словно старый астматик, лицо было покрыто потом. Потом я осторожно выглянул на улицу. Копы просто кишели вокруг. Я выстрелил в одного из них. Пуля сбила фуражку с его головы, и он упал на тротуар, полумертвый от страха. Упав на пол, я отполз в угол. Три автомата вступили в дело, и в течение трех минут смерть буквально витала вокруг меня. Я дал им возможность пострелять, потом начал осторожно отступать.

Мне уже начинала надоедать эта игра в кошки-мышки. Я метнулся к веранде, по периметру окружавшей дом. Она тонула в полумраке. Ударом ноги я разбил стеклянную дверь и вошел в комнату. Там пахло духами и сигаретами. Пройдя комнату, я открыл противоположную дверь и вышел в коридор. Возле стены, защищавшей от пуль и осколков, прятались мужчина и женщина.

– Хэлло! – поприветствовал я их. – Как вам спектакль?

Мужчина был большим и сильным, с красноватым лицом и густыми офицерскими усами. Жесткие, с тупым выражением глаза и бычья шея. Женщина, хорошо сложенная брюнетка лет тридцати пяти, была одета довольно импозантно: в греческую тунику черного цвета, украшенную несколькими золотыми бантами. Ее серые глаза выражали жизненный опыт.

Когда краснолицый толстяк немного пришел в себя от изумления, вызванного моим появлением, он выпрямился и, злобно ворча, попытался ударить меня кулаком, но столь неловко, что даже мальчишка смог бы парировать его удар. Я пригнулся, и его кулак ударил в пустоту. В следующее мгновение мой «люгер» уже был прижат к его бедру.

– Прекрати! – сказал я. – Тебе лучше выступать в балете.

Его красное лицо моментально побелело.

Я посмотрел на женщину. Она даже не шелохнулась, но смотрела на меня с любопытством, не выказывая страха.

– Успокойся, и ты потом часто сможешь рассказывать об этом случае своим друзьям, – посоветовал я толстяку. – Честер Кейн побывал у тебя в гостях. Ты сможешь впоследствии прибить мемориальную дощечку на стене своего дома.

Они ничего не ответили, но мужчина часто задышал.

– Сделайте одолжение и войдите вовнутрь, – я кивнул на ряд дверей. – При условии, что мне не будут противоречить, я не причиню вреда и мухе.

Я провел их в гостиную и заставил сесть. Мебель здесь была такая же добротная и основательная, как и физиономия этого типа. Интерес женщины к моей персоне не убавился. Я убрал пистолет, чтобы немного ослабить напряжение, и бросил взгляд на улицу. Прожекторы полосовали небо, автомобильные фары освещали улицу, мелькали фуражки полицейских.