Янтарь в болоте - Дарья Кузнецова

– Погоди, а откуда ты все это знаешь? – удивилась алатырница. – Если это давно было.

– Мне брат рассказывал, он в княжеской дружине служит. Они воеводу Рубцова крепко уважают, но также крепко сердятся на него за то, что сдал в последние годы. Жаль его, чахнет он здесь, а князь от себя не отпускает – первый воевода же, должен быть при князе. А он ведь даже охоту не любит, вот и… – Ульяна грустно вздохнула.

– То есть ты думаешь, Светлана хотела посмотреть, как он меня взашей гнать будет? – переспросила Алёна.

– Ну да. Наверное. А что, не ругался?

– Рассердился поначалу, теперь понимаю отчего. Но я же к нему не липла, извинилась, и я его тоже очень уважаю… Но отчего князь его не отпустит? Нешто не видит, что погибает человек?

– Да, может, и не князь это вовсе, может, он и сам никуда идти не хочет! – горячо возразила Ульяна, противореча самой себе. – Может, он и не просился вовсе, все одно никакой войны нет. Может, он бы и в другом месте так же пропадал бы!

– Твоя правда, – согласилась Алёна.

Вот уж верное слово – пропадает. Действительно. И жаль до слез, и совсем непонятно, можно ли чем-то помочь? И нужно ли?

Последний вопрос алатырница отсеяла сразу. Нельзя хотя бы не попытаться, нельзя бросить хорошего человека в беде, ясно же, что один он не справится.

А вот со всеми остальными было сложнее. И боязно, и совестно навязываться, да и чем помочь – неясно. И совета спросить негде. С дедом бы поговорить! Вот уж кто мог дельный совет дать и понял бы как никто другой, – что внучку свою, что воеводу. Сесть с ним у самовара, поговорить не спеша… Он вообще очень умный, и рассудительный, и людей хорошо знает, и жизнь. Или с бабушкой, в ней житейской мудрости еще побольше будет.

Но до родных далеко, а здесь была только Степанида. Алёна не настолько ей доверяла, чтобы делиться сокровенными тайнами. И в чуткости ее очень сомневалась: Стеша резкая, непримиримая, она, кажется, вообще на сочувствие не способна. Коли княгиню без оговорок полагала виноватой в том, что муж с девками блудливыми путается, то и здесь виноват будет сам воевода.

А даже если и так, и если действительно сам он виноват и проблема в нем, что ж теперь, позволить человеку пропадать?

Можно бы было найти письмовную шкатулку, наверняка у Степаниды что-то такое есть, и отписать деду. Но, подумав, Алёна все-таки оставила это на крайний случай. В письме всего не скажешь, да и объяснять придется, как она вообще умудрилась встретиться с Янтарноглазым, как во дворце оказалась, а такого Вьюжин всяко не одобрит.

Некоторое время алатырница и ее соседка помолчали, занятые своими делами. Ульяна вышивала бесконечно сложный красно-золотой узор по белому гладкому полотну, Алёна безуспешно пыталась увлечь себя книгой. Вскоре она обратила внимание, что собственно рукоделием занималась одна только боярышня Вяткина, остальные девушки даже не открывали корзинки. Оживленно болтали двумя группками, то и дело слышались незнакомые имена и смешки, и собрались девицы на эти посиделки, похоже, только чтобы посплетничать.

Пару раз Алёну попытались втянуть в разговор вроде того, который был за ужином, но она лишь невнятно отмахивалась, не прислушиваясь, и вскоре девицы потеряли интерес.

– Зря ты все-таки так с ними, житья не дадут, – вдевая новую нитку, заговорила Ульяна.

– Захотят – и без этого не дадут. Тебе же вот не дают. Отчего ты у них на побегушках? Твой отец высокий чин имеет, при князе, и братья старшие есть, не бедная сиротка…

– Матушку расстраивать не хочу, – вздохнула Ульяна. – Она болеет сильно. Я вот для нее шью платок, красиво?

– Очень, – искренне похвалила алатырница. – А что с ней?

– Хворь у нее незаразная, – поспешила заверить девушка. – Но чахнет на глазах. Лекари руками разводят, уж кого только отец ни звал! К Озерице самой на поклон ходил – не помогла. Сам не свой потом седмицу целую был, мрачнее тучи. Нам не сказал, но, думаю, дева озерная велела с нею проститься, – вздохнула Ульяна.

– Сочувствую, – пробормотала Алёна, уже жалея, что затеяла этот разговор.

– Матушка очень переживает, что у меня подруг своего круга нет, да и замужней меня хочет увидеть, счастливой. Вот я и пытаюсь. Подружиться не вышло, но хоть для отца видимость. Это нетрудно, им главное не перечить, тогда злословить быстро надоедает. Не хочется матушку обманывать, но правда ее слишком расстроит, пусть так. Ты не думай, они не такие уж плохие. Пока Людмила не появилась, тут спокойно было: мы хоть и не подружились, но и не ссорились. Яна очень из-за веснушек своих переживает, а отец сводить не велит – он из Соленого уезда сам и очень сердится, что здесь люди не понимают красоты солнечных поцелуев. У нее и матушка вся такая, в крапинку. А Павлина очень молчаливая и тихая, сама в себе. Странная она, но за Людмилой хвостом начала ходить. Было еще две девушки, но они замуж вышли, им уже не до наших посиделок. И Светлана вот теперь… Только, мне кажется, она очень ревнует, что Людмила тут надо всеми негласно встала, и злится, а спорить не может.

– Ясно. Спасибо, – пробормотала Алёна. Вот тебе и дурочка малахольная… Поболтать она любит, да только ума от этого не теряет. – Значит, нам остается поскорее выйти замуж. У тебя есть кто на примете? – спросила без задней мысли, но Ульяна вдруг смешалась и даже как будто испугалась вопроса.

– Нет, что ты, какое там! Кому я интересна, когда рядом такие красавицы!

Говорила она будто по писаному, но именно потому Алёна не очень-то поверила. Точно имелась какая-то сердечная тайна!

Она собралась было спросить, но одернула себя. Зачем в чужую душу без приглашения лезть? Самой бы небось не понравилось, если бы ее расспрашивать начали? То-то же!

Алатырница опять замолкла, опять уткнулась в книгу. Только буквы вновь разбегались перед глазами, а мысли вернулись к воеводе Рубцову.

Отчего-то в голове крепко засели, а теперь вдруг вспомнились слова Светланы о русалках. И вроде умом понимала, что ничего с Янтарноглазым не случится, коли не случилось за минувшие годы, но с каждой минутой тревога крепла. А ну как именно сегодня беда стрясется? И Алёна никак не могла понять, не то впрямь янтарь в крови чует неладное, не то она придумывает сгоряча, потому что очень хочет опять увидеть воеводу.

Алатырница прекрасно знала, что речные девы бывают разные. Вблизи топи в чудовищ превращались не только те мертвецы, что остались без последнего благословения Матушки и без достойного погребения, но зачастую и похороненные по всем правилам, так что покойников там было заведено сжигать. В бесчисленных реках и озерах Мохового уезда водилась сплошь злая на весь свет нежить – утопленницы, самоубийцы, жертвы нашествий болотников. Сколько их сгинуло с малыми селами и хуторами! Южные русалки заманивали, зачаровывали, душили, топили и жрали. Власти над взрослыми женщинами и девушками почти не имели, только девочкам могли навредить, а вот мужчину при встрече с русалками очень мало что могло спасти.