Эхо войны - Леонид Гришин

Людей здесь давно не было, поэтому все кругом заросло. Я вошел в землянку и очень удивился, что там было сухо и тепло. Сколько времени здесь не было людей, я не знал, наверное, не день, не два, не целый год, но было все равно сухо и тепло. Я пощупал полы – теплые. Я удивился, как в землянке могут быть теплые полы. Я обошел, осмотрелся – землянка сделана по всем правилам: два выхода, сама землянка довольно приличная по размеру. Вышел, попытался понять, почему же внутри тепло. Вокруг я увидел полосу особенно высоких деревьев с пышной кроной. Более высокой здесь была и трава: она шла полосой по направлению к Кубани. Когда я подошел, мне стало все ясно: из-под кручи выходил ручеек. Я спустился, а ручей, оказывается, теплый. Температура очень даже приличная, градусов 35–40, на ощупь даже горячая. Я понял, что это термальный источник, и что он проходит как раз под землянкой. Видимо, кто-то давным-давно еще догадался построить землянку именно на том месте. Трудно сказать, кто мог ее построить. Могли партизаны, или просто лихие люди, бежавшие от коллективизации, или попросту бандиты. Она давно была заброшена, но теперь мне она пригодилась.

Я осмотрел все, что было в землянке. Ненужное старье я выбросил, а кухонную утварь оставил. Вышел на берег Кубани, осмотрелся – хорошие заводи. Я поставил сомятницу на лягушку. Мне недолго пришлось ждать, сработал сторожок, и я поймал сомика, небольшого сомика, килограмма на три. Небольшой, потому что в Кубани можно выловить и до 50 килограмм, а то и больше. Мне как раз хватило на целый день и на ужин. Соли не было, ничего не было, поэтому я просто-напросто отварил в том котелке, который нашел в землянке. Жарить не хотелось, без соли жареная рыба не очень вкусная.

На следующий день я стал обживаться. В лесу еще остались кое-где ягоды, терен, грибы еще росли, боярышник, нашел также дикую грушу. Груши большей частью уже опали, но немного еще было на дереве. Упавшие на землю быстро портятся. Я осознал, что мне здесь жить придется три месяца, поэтому занялся тем, что стал делать себе запасы груш, ягод и грибов. Я разложил груши над обнаруженном мною термальном источнике в надежде на то, что благодаря высокой температуре источника, а также солнца груши быстро высушатся.

Через три дня я пошел к паромщику, сказал, что нашел такое вот интересное место. Мы переговорили с ним, договорились об условных знаках. Я сказал, что буду приносить ему рыбу, а он тут будет обменивать ее на соль или еще на какие-нибудь продукты.

На обратном пути, проходя мимо кустов, я услышал чей-то плач. Заглянул, а в кустах лежали два маленьких мальчика. Им было, наверное, всего лет по семь.

– Что вы тут делаете? – спросил я их.

– Не знаем.

– Как не знаете? Как вы сюда попали?

– Да мы шли с мамой по дороге. Мама шла-шла и упала. Мы просили ее встать, а она молчала и не вставала. Ехала машина, мы испугались и спрятались в кустах. Из машины вышли двое дядек, поговорили между собой, приподняли маму, положили ее в кузов и уехали. А мы остались одни и не знаем, куда нам идти, что нам делать. Мы уже второй день ничего не ели, вот, травку собираем здесь да кушаем, а больше нам нечего есть.

Мне жалко стало этих маленьких чумазых мальчишек. Я взял их с собой, решил, что хоть не скучно будет одному. Я их привел, заставил умыться в этом роднике. Они обрадовались теплой водичке. В это время, пока они мылись, я развел костер и отварил рыбы. Они уже хотели наброситься на еду, но я их остановил, начал давать им по маленьким кусочкам и заставлял запивать бульоном. Их ручонки тянулись рыбу схватить, но я им сказал, что кушать они будут только по моему указанию, по моему разрешению. Всем этим премудростям нас Батя в партизанском отряде учил. Он говорил, что проще научиться убивать, чем выживать, а «вы должны выживать, вы – наше будущее… Вы должны научиться выживать в любых условиях и при любых обстоятельствах, будь то пустыня или лес». Я хорошо помнил его слова, поэтому для меня было уже не проблемой выжить в лесу. Я этих мальчишек немного покормил, хотя им хотелось, конечно, больше.

Дня через два они уже стали нормально есть. Я им рассказал свои партизанские правила, что подъем в одно и то же время, что надо умываться, делать зарядку, затем готовить завтрак всем вместе. После завтрака надо было работать. А работа заключалась в том, чтобы собирать грибы, ягоды и все, что найдется в лесу. Какие именно грибы – это я им показал. Потом мы готовили обед. Обед чаще всего состоял из вареной рыбы, теперь уже более-менее вкусной, поскольку паромщик мне давал немного соли. К этому времени у меня уже стояли три закидушки, на них ловились приличные сомы. Помню, с одним я боролся-боролся и никак не мог вытащить, потом уже догадался: зачем мне его тащить, пусть сидит, а когда устанет, тогда и вытащу. В двух других чаще попадались крупные, килограммов на десять. Двух мне не дотащить до парома, поэтому я брал одного и шел к паромщику. С паромщиком мы давно условились о знаках, которые сообщали мне о том, можно входить или нет.

В очередной раз я пришел к паромщику. Условные знаки позволяли мне зайти. Тем не менее, я подождал, пока паром причалит к берегу. Паромщик пошел к дому, а помощник его пошел к парому. Когда он зашел в дом, я подошел к нему, передал сома, сказал, что у меня еще второй есть и что я его принесу. Он поблагодарил меня, признавшись, что ему теперь тоже почти нечего есть.

– Как? – удивился я.

– Да вот, помощник отпросился домой. Я отпустил его, а когда поехал на ту сторону, лихие люди забрались в мой дом и выгребли все, что там было: продукты, соль и вещи. Так что у меня теперь шаром покати. Теперь я хоть рыбки поем. А то я поставил свои крючки, пока ничего не попалось.

Вот так я стал его снабжать. Я ему рассказал, что со мной теперь двое мальчишек живут.

– Знаешь, Виктор, хорошо, что ты спас мальчишек. Но знаешь, сколько здесь таких детей голодает? Если есть у тебя возможность, возьми еще нескольких человек.

Я в принципе не возражал. Лагерь мой стал пополняться новыми ребятами, причем разными по возрасту: от самых маленьких до пятнадцатилетних. Двое даже так попали: шли они мимо парома, куда глаза глядят, а паромщик их заприметил, понял, что не воры какие-нибудь, а хорошие ребята, которым просто есть нечего. Он их и направил ко мне. И дальше тоже часто случалось: когда он убеждался, что ребята честные, он их оставлял у себя, а когда я к нему приходил, он мне их передавал.

…Шло время, в моем лагере уже жили почти тридцать ребят. В то время я как раз и набрел на этот казан. Вот он, друг мой, казан. Приходилось готовить уже много, и рыбы много надо было, и всего, поэтому мы приспособили этот казан. Когда ко мне приходили новые дети, я с ними сначала беседовал, объяснял правила, по которым мы живем, а затем вел их мыться и стричься. Подстригали ножницами, конечно, не так красиво, как в парикмахерской, но это все же лучше, чем космы. Одежду мы кипятили в баке, который я нашел еще в землянке. Мыла не было, поэтому сначала кипятили, а потом полоскали в теплом источнике. В этом источнике мы выложили камнями купели, что-то вроде ванн у нас получилось. Хорошо, когда были одни пацаны.