Эхо войны - Леонид Гришин

– Вот здесь мой лагерь, здесь мои люди, – сказал я, когда мы подошли. Майор и гражданский посмотрели на меня с удивлением, не видя никаких следов жизни, рядом терновник растет и большая поляна – ничего как бы и нет.

– Ты о чем говорил? Ты что, навыдумывал, чтобы нас потащить по лесу сюда? – начал сердиться майор.

– Виктор, давай показывай, – сказал с улыбкой Петр Федорович.

Я дал условный сигнал, и как из-под земли появились все мои партизаны, как я их называю, быстро выстроились в две шеренги, и дежурный уже хотел рапортовать мне, но я его остановил.

– Нет, вот видишь, майор. Докладывай товарищу майору.

Вот он и доложил, что, товарищ майор, за время отсутствия командира никаких происшествий не было, что обед практически готов. Все недоуменно смотрят на меня, смотрят на этих детей. Среди них самыми старшими, наверное, были пятнадцатилетние. Были ребята и по семь лет, были и девочки теперь, которые так же стояли по стойке смирно.

– Покажи житье-бытье, – попросил Петр Федорович.

Я дал условный сигнал, из колонны вышли двое ребят, раздвинули терновник, чтобы можно было пройти в землянку. Осмотрев землянку, майор удивился, как когда-то удивился я, что в ней полы теплые. Майор стал щупать стенки, стал щупать пол.

– Чем греете? Откуда тепло? – спросил он.

– Да вот, сделал Виктор так, что видишь, как тепло! – с улыбкой сказал твой отец.

Он опять не поймет, откуда тепло, ведь дыма нигде не видно. Проходя дальше, майор заглянул за занавеску и спросил, что там. Я объяснил, что там у нас женская половина, там живут девочки.

Когда мы вышли из землянки, майор продолжал допытываться, откуда тепло.

– Пройдемте посмотрим наш санузел, как я его называю.

Подошли к Кубани, где у нас располагались ванны и купели, обложенные камнем. Они потрогали воду – тепло. Я сказал, что здесь термальный источник проходит, и землянка расположена прямо над ним. Он греет нашу землянку, а также служит местом для купания и стирки. Они все это осмотрели – придраться было не к чему. Даже в лесу условия соответствовали санитарии.

Они стали задавать мне вопросы о быте, поинтересовались, что я собираюсь делать в случае возникновения кишечной инфекции. Я поспешил показать им тот грушевый отвар, а также отвар из ольховых шишек, настойки из зверобоя. Объяснил, что пока кишечных заболеваний не случалось. Каждый из ребят знал, что в случае чего – сразу ко мне. Я узнаю, что было съедено, помимо того, что было в общем казане. Если мне говорили про ягоды, я тут на месте выяснял, что это за ягода и где она растет. Большей частью обходились ольховыми шишками. Сказал, что однажды пришлось весь казан вместе с рыбой выбросить, потому что по ошибке в казане оказалась икра усача. Дежурные не знали, что икра усача в пищу не пригодна, и положили ее в казан. Но это был единственный случай, после этого было всем объяснено, что икра от усача ядовитая и в пищу не употребляется, хотя сам усач очень хорошая рыба.

Подошел дежурный, сказал, что обед готов, можно снимать пробу.

– Вот и хорошо. Четыре миски наполните, мы будем пробовать, – сказал я.

Майор и гражданский поинтересовались, где у нас готовят. Я подвел их к кустам, раздвинул их, и они увидели: стоят казан, стол и скамейки, сделанные нашими пацанами не из досок, а просто из палок, они были соединены между собой телефонным шнуром. Связав палки, мы получили некое подобие досок. В общем, занимал я детей чем мог.

– Все, что вы здесь видите, сделано нами. А научил меня всему Петр Федорович в партизанском отряде. Все, что он нам рассказывал и показывал, мне очень здесь пригодилось.

Тем временем мы сели за стол, нам подали нашу уху, которую я называл кулешом, хотя в ней никаких добавок не было, кроме трав, дикого лука и чеснока. Я посмотрел, с каким аппетитом майор с гражданским ели, и понял, что они там у себя на службе тоже недоедают… Поэтому я сказал дежурному дать им еще добавки, не спрашивая.

Затем им дали по большому куску рыбы. Они смотрели на меня, как бы спрашивая, можно ли это есть, не останутся ли дети голодными. Я пожелал им приятного аппетита и сказал, что у нас голодных не бывает, что продуктов достаточно. Недостаток у нас может быть только в специях.

Рыбу майор и гражданский тоже съели с большим аппетитом, я бы даже сказал, немного с жадностью. Затем подали зажаренных пескарей. Жарили мы их на палочках, поскольку масла не было. От жареного пескарика на палочке они и вовсе пришли в восторг.

Обед у нас, таким образом, получился довольно приличный. Особенно по тем временам, когда кругом голод, когда уже много людей от этого голода погибли в поселках, в деревнях, а уж тем более в городах. А здесь, на берегу Кубани, у меня был настоящий оазис, где люди вдоволь ели дважды в день. Без хлеба, правда, без картошки, без каши, но в Кубани достаточно было рыбы, чтобы наесться. Рыбы этой хватало и на то, чтобы выменять ее на соль. В этом мне помогал паромщик, который выменивал соль, а иногда и крупу у разных барыг. Рыбу эту мы также солили и вялили.

После обеда, когда нас всех поблагодарили, ребята вынесли гостям по большому куску балыка. Завернуть было не во что, поэтому пришлось нарвать лопухов. И гражданскому, и Петру Федоровичу, и майору – по большому куску соленой сомятины, уже подвяленной. Они остались очень довольны.

Когда они собрались уходить, я пошел их провожать. Этот гражданский, как выяснилось, был вторым секретарем райкома.

– Сколько ты здесь человек можешь прокормить? – спросил он меня.

Я сказал, что, в общем-то, сто человек прокормить не проблема, а вот управлять больше чем полусотней будет очень сложно.

– Как сложно?

– Да так, – говорю, – сложно. Нам пришлось несколько человек выпроводить из лагеря.

– За что?

– За нарушение нашего распорядка. Придя сюда голодными, они были согласны за все, лишь бы поесть. А через неделю, видите ли, им уже не захотелось идти умываться, на зарядку, тем более не хотелось идти собирать грибы и ягоды. За обедом проходили вперед всех. Поэтому мы их попросили пойти и поискать другое место, где можно не работать, а только есть. У нас едят только те, кто работают.

– Что вам надо?

– Да что нам надо… Крупы немного, чтобы разбавлять. Все-таки уха любит какую-нибудь крупу. Конечно, мы знаем, что сейчас нигде ничего нет у народа. Но крупы бы хотелось хоть немножко. О специях мы уже не говорим.

Секретарь бросил взгляд на Петра Федоровича, но тот отрицательно покачал головой.

– А азатки? – спросил секретарь.

Петр Федорович задумался, а потом согласился, сказав, что азатки можно выписать на паромщика.

– Вань, ты знаешь, как сейчас. Ведь не только ты, а кроме тебя еще есть куча проверяющих.

– Да, я понимаю. Но это же дети. Ты видишь, пятьдесят человек детей, которые практически…