Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
— Зло всегда притягивает к невинным, — заявила она с ноткой презрения и отвращения. Будь она Клинтом Иствудом в вестерне, струя табачной слюны выплеснулась бы на пол. — Откуда ты знаешь, что он собирается убивать детей?
— Я бы предпочел не говорить, мэм.
— Называй меня Эди.
— Да, мэм.
— Я бы предпочла, чтобы ты сказал.
— Может, сначала вы мне скажете, что это значит — быть выглаженным и полностью синим?
Она ответила после паузы:
— Я тебе скажу, когда ты скажешь мне, но время еще не пришло.
— Меня это вполне устроит, мэм.
Пронзая трейлер взглядом, которым мог бы его испепелить, миссис Фишер процедила:
— Если я поймаю этого извращенца, когда он коснется рукой ребенка, я скормлю его яйца койотам, а он будет за этим наблюдать.
В этот момент она обаятельной не выглядела. Она выглядела злым Маппетом, жаждущим мести.
В плотно застроенных пригородах в северу от Лос-Анджелеса «ПроСтар+» повернул в глубь материка, и мы последовали за ним. Скоро автострада 101 перешла в шоссе 134, широчайшую реку бетона, которую мне когда-либо доводилось видеть, которая протекала через жилые кварталы и позволяла любоваться горами на востоке.
Я родился в тихом Пико Мундо, где прерии сдались пустыне задолго до моего появления на свет, и прожил там больше двадцати лет. Но воспоминания о моей утрате не позволили мне остаться в родном городе. Хотя я знал, что Сторми Ллевеллин без колебаний перешла бы на Другую сторону, утром я просыпался с надеждой, что ее задержавшаяся в этом мире душа придет ко мне, а ложился спать с мечтой о нашем воссоединении, которого не произошло прошедшим днем.
Когда же я наконец-то решился выйти в большой мир, чтобы обрести покой, которого не находил дома, я добрался лишь до монастыря Святого Варфоломея, расположенного на калифорнийской стороне Сьерра-Невады, где оставался мирским гостем монахов полгода. После ухода из монастыря судьба привела меня в Магик-Бич, потом в придорожную зону отдыха «Уголок гармонии» и, наконец, в странное частное поместье в Монтесито, но только теперь, впервые в жизни, я попал на окраину мегаполиса.
Возможно, природа недодала мне широты кругозора, чтобы оценить и приспособиться к жизни среди великого множества людей. Вид одного жилого района, плавно, без четкой границы переходящего в другой, просторная долина и склоны, целиком и полностью застроенные жилыми домами и административными зданиями, кое-где и высокими, — все это давило на меня, когда мы проезжали съезды на Бербанк, Глендейл, Игл-Рок, у меня просто развилась клаустрофобия.
Плотность транспортного потока нарастала с каждой минутой. Боясь потерять трейлер из виду, миссис Фишер хотела сократить разделявшее нас расстояние.
Я настаивал на том, чтобы мы находились максимально далеко, на пределе видимости восемнадцатиколесника:
— Вы сказали, что он сплошной обман, ложь, фальшь, и это правда. Но у него еще… не знаю, как сказать… Интуиция. Необъяснимая интуиция. Если не соблюдать предельную осторожность, он узнает о нашем присутствии.
Она посмотрела на меня: лицом — добрая старушка, но глаза напоминали лазеры считывающего сканера, получающего точную информацию с любого, даже самого бесстрастного лица.
— А если мы его потеряем, Одди?
— Мы найдем его снова.
Чтобы вновь не встречаться с ней взглядом, я принялся разглядывать человеческие жилища, от великого множества которых у меня начало сосать под ложечкой.
Поскольку я не ответил на ее вопрос, она ответила на него сама:
— Может, ты так уверен в том, что мы найдем его снова, поскольку и у тебя «необъяснимая интуиция»?
Я не отреагировал, потому что ее слова были не просто словами, но и наживкой: у нее — свои секреты, у меня — свои, и пока мы предпочитали ими не делиться.
Чистое небо, под которым я оставил Аннамарию, выходя из коттеджа, оставалось таким же над северной частью мегаполиса, но зловещие бастионы облаков громоздились на юге и наползали на нас, как медленно движущаяся лавина. С юга дул и ветер, раскачивая деревья. Стаи птиц уже улетели, остались только одиночки и парочки, которые низко и быстро спешили на север, в поисках безопасного пристанища от приближающейся грозы.
— Что случилось с твоим камуфляжем? — спросила миссис Фишер.
— Камуфляжем?
— Очаровательной клетчатой кепкой Оскара.
— Не знаю. Наверное, где-то оставил. Извините.
— А с солнцезащитными очками?
— Они сломались, когда… — Я чуть не сказал: «Когда ковбой выстрелил мне в шею», но вовремя спохватился. — Они просто сломались.
Она цокнула языком.
— Это плохо. Теперь у нас остались только бородка и ограниченный выбор усов.
— Камуфляж мне больше не нужен, мэм. Этого парня на мякине не проведешь.
По широкому шоссе, по долине, по застроенным подножиям холмов, по скалистым склонам гор Сан-Габриэль внезапно помчались на север огромные тени, хотя небо над нами пока оставалось чистым, и их не могли отбрасывать облака. Я таких теней никогда в жизни не видел. Создавалось впечатление, что низко над землей летели эскадрильи огромных — с футбольное поле, а то и больше — самолетов.
Я едва не удивился им вслух, но успел осознать, что миссис Фишер их не видит. Она наклонилась вперед, всматриваясь в лобовое стекло, чтобы не потерять далекий «ПроСтар+» среди других восемнадцатиколесников, которые в любой момент могли поменять полосу движения и перекрыть ей поле зрения. Но, даже пристально следя за красно-черным трейлером, она бы заметила бегущие тени, если бы могла их видеть. Вероятно, тени были ненастоящие, а может, они символизировали какую-то угрозу, о которой и предупреждали исключительно меня.
Плотно застроенные жилые районы окружали нас со всех сторон, все более напоминая улья. В стробоскопическом мигании света эти невозможные тени не просто бежали над землей, но и колотились об нее, и дома и прочие сооружения, построенные человеком, вроде бы дергались и тряслись, как деревья под усиливающимся ветром.
Для меня, и только на мгновение, настоящее и будущее слились, второе плыло на первом, скорее ощущаемое, чем видимое, представляя себя как чувства и метафоры, а не точное видение того, что должно прийти в ближайшие дни и годы. Клаустрофобия сжимала меня все сильнее и сильнее, словно саван — мумию. При всем, что могут предложить мегаполисы, они тем не менее лабиринты улиц. Лабиринты, которые мешают жить и расставляют ловушки. Широкие магистрали предлагают свободу, но до того момента, пока их не забивает транспортный поток… или перегораживает. Любой микрорайон, богатый или бедный, потенциально гетто, каждое гетто легко превратить в тюрьму, каждая тюрьма потенциально концентрационный лагерь. С обеих сторон шоссе жилые дома, и офисы, и магазины в какой-то момент показались мне сожженными и забитыми досками, но в следующий превратились в бункеры и боевые укрепления, возведенные не против общего врага, а против друг друга в войне всех против всех. Теперь я чувствовал тени, молотящие землю, словно они сопровождались ударными волнами, а солнечный свет, который прорывался в зазоры между тенями, слепил своей яркостью. Помимо широкого шоссе, по которому автомобили мчались с большой скоростью, я также ощущал эти самые бетонные артерии в состоянии склероза, возможно отстоящие от здесь и сейчас на часы, или недели, или годы, автомобили, стоящие бампер к бамперу. На короткие мгновение сердитая толпа вдруг заполняла мою грезу, безликая орда, набрасывающаяся на застывшие легковушки и грузовики, разбивающая окна, вырывающая дверцы, вытаскивающая водителей и пассажиров на мостовую. Сверкали ножи, гремели выстрелы, сапоги топтали перекошенные ужасом лица. Кровь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!