Дочка, не пиши! - Катерина Шпиллер

Те же двойные стандарты морали. Прекрасные, идейные доклады на партийных собраниях. И ненависть к власти и строю дома.

Помню ее презрение. Когда я, золотая медалистка, не поступила сразу после школы в институт. Поступала в Москве. Там, где уже учился мой брат. В день свадьбы моего брата меня посадили на поезд. Отправили назад, в тот провинциальный город, откуда я приехала в столицу, – им стыдно было показать меня новым родственникам, ведь у моей мамы не должно быть такой неудавшейся дочери, как я. Только прекрасный, подающий огромные надежды сын.

Но вопреки мнению мамы по поводу полной моей никчемности я поступила в медицинский институт и с отличием окончила его. За годы учебы мне из дома никто не прислал и копейки. Я училась и работала. Вся помощь предназначалась только старшему брату и его семье.

Прекрасно понимаю, нет, не понимаю, чувствую на животном уровне, описанный вами страх. Мне уже много лет. Никто из окружающих даже не догадывается, с каким страхом я вступаю в каждый новый день. Точно так же как и вас, меня смог частично адаптировать к этому миру мой муж. Он иностранец. У него прекрасные любящие родители. И ему неведом этот панический страх.

У вас с детства развилась вегетососудистая дистония, возможно, депрессия. А я от насилия спряталась за огромное количество лишних килограммов. Именно с восьми лет я начала катастрофически набирать вес. К 12 годам я весила 120 килограммов. Как еще маленький ребенок мог защитить себя от психологического и физического насилия? Защитить себя сам? Вы точно заметили: «Жила-была девочка – сама виновата…»

Правда, сейчас я научилась справляться и с лишним весом, и с беспокойством, страхом. Но чего это мне стоило!

Десять лет я не общаюсь с мамой. Вернее, она не общается со мной. Когда родилась моя младшая дочь, она не смогла это пережить. Просто перестала мне писать и отвечать на телефонные звонки.

Огромное спасибо вам за то, что вы не лицемерили. За то, что от лица всех нас, таких похожих на вас, не испугались рассказать этому миру правду. За то, что разрушили миф о «святости» тех, кто до сих пор чувствует себя совершенно правым. Они уже вряд ли что-то поймут, эти «идеальные, непогрешимые» матери.

Главное, что, возможно, задумается какая-то другая мама, у которой сейчас растет ребенок. Узнает себя. Поймет весь ужас того, что она творит. И изменится. Я так хочу в это верить!

Я читала эту исповедь, сжавшись в болезненный комок. Все страхи нахлынули на меня снова: каждой клеточкой своего тела я чувствовала боль той маленькой Вероники, ее отчаяние и ужас. Бедная девочка! Бедная уже взрослая женщина, у которой и по сей день душа болит так, что хочется кричать! Ну, может быть, сейчас хоть немного полегчает, хотя бы потому, что теперь ей точно известно: она – не одинока и ее боль понятна кому-то еще. И это не стыдная боль. Стыдно должно быть тем, кто мучил девочку Веронику. А ее гнусный насильник должен гореть в адском пламени еще до собственной смерти.

Таких страшных историй будет поведано моими читателями еще немало, многие я включу в эту книгу, а эту главку, посвященную невидимым миру слезам, хочу завершить словами одного из авторов СИ – Марины Казанцевой. Читатели, запомните это имя.

Казанцева Марина:

Знаете, как дословно переводится библейская фраза «не поминай имя Бога всуе»? Она звучит так: «Не прилагай имени Бога к ничтожному». Это значит: не пытайся именем Божьим сделать свои внушения более весомыми, чтобы не быть лицемерным. Именно поэтому Иисус говорил: не многие становитесь учителями, ибо не многие являются таковыми. И про родительскую любовь: если попросит у тебя сын твой хлеб, не дашь же ты ему камень, а если попросит яйцо – не дашь ему змею. А хлеб имеет еще и другой смысл, не только единственно для живота – это учение, наставление, в том числе и родительское – то, в чем ребенок нуждается каждый день, а вовсе не в неугрызаемом и абсолютно непитательном камне.

Катерину потчевали в детстве камнями и давали ей змею вместо ясного смысла жизни. А сюда (имеется в виду форум, посвященный моей книге. – Прим. автора) набежали обвинители и с видом священного негодования стали закидывать автора такими же камнями – до кучи. А заодно и других таких, которые вдруг осознали, как их с родительской заботой топили всю жизнь – за то, что высунулись, за то, что осмелились самостоятельно высказываться. Логика обвинителей проста и на удивление жестока: раз ты в дерьме, так сиди и не высовывайся, а если высунулся, то не чирикай. А с какой стати руководствоваться в жизни такой лживой моралью?

Поверьте, я потрясена! Я не думала, что наше общество полно такими изломанными судьбами! Чем больше читаю, тем более ужасаюсь. Я раньше думала, что плохие матери – это всякие пьянчуги, гуляки. А тут вполне благополучные, идейные садистки! Не те полуграмотные простухи, которые за работой и домашними заботами упускают детей, думая, что главное – накормить чем-то и одеть как-то, и которых потом взрослые сынки кулаками в нос благодарят! Нет – образованные, просвещенные, уважаемые в обществе! Я и понятия не имела о такой стороне жизни.

Вот, собственно, так и произошел главный перелом в моей жизни. Я почувствовала себя нужной. Я, сама того не подозревая и не ставя такой задачи, сумела своей работой помочь одному, двум, десяти – не знаю, скольким людям. Моя книга сорвала печать молчания с проблемы, о которой запрещено было говорить в нашем обществе. Не замай! Мать – это святое! Мать не может быть неправой… Ну, если только вдрызг напивается и забывает ребенка на морозе. Да и то: коли покается с пьяной слезой, ее надобно простить.

А уж если мать «благополучная»… Вообще не сметь вякать! Подумаешь, здоровье у тебя сломано! Подумаешь, вся жизнь с детства – под откос! Подумаешь, унижения и равнодушие с самого детства! Подумаешь, хотела с собой покончить – это вообще умора! Хотела – так кончала бы с собой, воздух был бы чище.

Я не преувеличиваю, именно так или примерно так мне писали наши «добрые» соотечественники. У них в мозгу прогнившей занозой сидит убеждение «мать – святое», и никакие аргументы, оспаривающие этот замшелый постулат, не то что не принимаются, а даже не рассматриваются. «Добряки» затыкают уши и изо всех сил визжат: «Сволочь!!!» Ну, понятное дело – болит не у них. А чужая боль и чужие страдания – они ж чужие, значит, их нет…

Или еще такие типовые аргументы: у меня тоже отношения с матерью трудные, но я же не писал плохого о ней. Ну, ты не писал, тебе это было не нужно, а мне – нужно. Что тут еще скажешь? Не понимают граждане этого типа, что отнюдь не всегда и не везде можно судить по себе, а за основу рассуждений брать исключительно собственный жизненный опыт. «Совки» продолжают жить в колхозе «Тупик коммунизма», где у всех его членов – единомыслие и единочувствие, где индивидуальность – бранное слово, а инакость чужой личности воспринимается как запредельное хамство. Нюансы разных психологических типов не учитываются – зачем? Все, как в армии, должно быть «параллельно и перпендикулярно», главное – единообразно. Их мышлением руководят вдолбленные глубоко в мозг клише: «Хлеб – всему голова», «Дети – цветы жизни», «Семья – ячейка общества», «Мать – святое»…