Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - Элизабет Гуслан

Ему нравится бегать и прыгать, носить свитера в полоску и стричься ежиком, как Тинтин? Он злоупотребляет сладостями, обожает цирк и шутки Тото[82]? Все, что Готье любил делать, тут же превращалось им в символы того мира, в котором игра, воображение и мечта важнее правил и запретов. В его вселенной допускалось почти все, благо родителей никогда не было дома. Так он и жил на самом деле с подросткового возраста, разбалованный обожавшей его взбалмошной бабушкой, мадам Розой, которая учила его, что «вся жизнь впереди». Ее причудливость и своенравность заменили для Жан-Поля авторитет родителей. Влияние неординарной бабушки чувствовалось и в его ранних коллекциях. Его «супергероини», смешные колдуньи, «девушки Джеймса Бонда» в плаще с капюшоном и с автоматом в руках, диско-нимфетки, словно вышедшие из фильма «Бриолин», в брючках из искусственной кожи – все эти мультяшные персонажи, казалось, прерывают связь поколений. Они существовали в стране вечной юности, где старших просто не было, где детство сменяло бесконечное отрочество, потому что им не хотелось взрослеть.

Мода всегда привлекала молодое поколение, но образ «прекрасной мадам», весьма популярный в пятидесятые годы, не утратил своей притягательной силы для покупательниц. У Сен-Лорана предлагались брюки, прозрачные блузы, костюмы и платья для женщин за тридцать – холеных молодых матерей. А платья больших размеров от Анн-Мари Беретта подходили для начального периода беременности, когда покупки еще можно делать, не демонстрируя своего интересного положения. Кастельбажак и Кензо работали для деловых женщин, ведущих активный образ жизни, – будущих жен и матерей. Для женщин, на которых ориентировался Жан-Поль, материнство было еще туманной перспективой, как и профессиональная жизнь, которая могла так и не обрести четких очертаний. Его стиль подходил вечно молодым бунтаркам, ведущим сумасшедший ночной образ жизни, проводящим дни в праздности, поисках приключений и веселья. Придуманный им образ представлял собой лишь предложение «играть в женщину», прикрываясь надежной маской ребенка. Женщины-дети, женщины-клоунессы, женщины-бунтарки… Провокация, иллюзия, постмодерн, но никогда – общепринятая спокойная жизнь. Он обращался к странным, экстравагантным существам, которым еще только предстояло раскрыться полностью. В его женских образах детская незрелость сразу бросалась в глаза. Ирен Сильвани говорила, что Жан-Поль был похож на «того мальчишку, который вечно ставит на уши весь класс».

Непосредственному и эксцентричному стилю его дефиле скоро стали подражать. В эту игру особенно нравилось играть прессе. Он притворяется, «играется» в модельера, нанимает непрофессиональных моделей – мужчин и женщин с улицы, которых отбирают в ходе живых кастингов, где все, включая пожарного и даму сильно за тридцать, имеют равные шансы попасть в шоу… Раз так, редакторам журналов пришла в голову мысль подослать к нему на подиум известнейшего репортера, просто для смеха. Жан-Полю Дюбуа, журналисту, поручили притвориться моделью и стать участником вечернего показа, а потом описать свой опыт в мире моды. Это было журналистское расследование, и так появилась статья от первого лица в стиле «Актюэль». Готье позволил этот эксперимент. Могли бы другие кутюрье пойти на такое, рискуя быть ославленными как дилетанты и самозванцы? Маловероятно. А для него искушение оказалось слишком велико: комичная ситуация, возможность взглянуть с улыбкой на самого себя. «Нечего скрывать!» – эту фразу Жан-Поль мог бы использовать как девиз. Но первое, что стало занимать будущего романиста, это его собственные худые икры. Потому что не складывался образ модели, которому хотел соответствовать Жан-Поль Дюбуа. Его статья получилась забавной хотя бы потому, что этой навязчивой идее посвящены два абзаца! Очевидно, что у него осталось нерадостное впечатление от первого и последнего прохода. Во время примерки неофит не видел ничего, кроме «зеленого трико, плотно обтягивающего эти крабьи лапки». Он объяснил, что симпатичный Жан-Поль придумал для него «чудесные провокационные» костюмы, что красноречиво говорит о его полном невежестве в вопросах моды. Сидя за гримерным столиком, Дюбуа претерпел пытку насильственным изменением внешности. «На затылке у меня был шиньон, – рассказывает он, – волосы покрывал слой лака, лицо – слой пудры. От туши для ресниц щипало глаза, из ушей торчали кисточки для теней, а изо рта – тюбики губной помады». Но работа есть работа. После двух часов изнурительной подготовки тонконогий репортер все же оказался способен описать свои наряды и все, что с ним происходило во время примерки. Безусловно, Жан-Поль на нем оторвался: сорокасантиметровый гульфик, огромные подтяжки, жилет на молнии и трико нежно-зеленого цвета. Между тем во время третьего выхода Дюбуа показал себя почти как профессионал. «На мне был надет адский смокинг и “Перфекто” без рукавов, – пишет он. – Великолепно. Рэмбо на приеме у Рене Коти». «Рэмбо» имел грандиозный успех. Перед тем как очутиться на подиуме под светом прожекторов, он почувствовал похлопывание по плечу, и ему на ухо быстро прошептали: «Идите так, словно вы на улице». Все стало ясно. Во время дефиле было достаточно просто идти, а еще лучше – двигаться так, словно бредешь по улице. Именно на улице Готье черпал вдохновение, там рождались образы будущих коллекций, и его нетрадиционные модели тоже должны были разгуливать по воображаемому асфальту. Это было правдой: чтобы творить, рисовать или выступать на сцене, нужно вступить, широко открыв глаза, в театр улицы.

Образы, теснившиеся у него в голове, новые идеи… Готье жил урбанистической поэзией улиц. «Меня вдохновляют улицы», – читаешь в каждом его интервью. Его наука «шататься по улицам» – street walk – это манифест. Он поднял обыкновенное на необычайно высокий уровень, и никто не видел того, что могли различить в обыденном его глаза. Красные головы Матисса, синие всадники Кандинского – все эти визуальные искажения были ему знакомы. Фаиза, ассистентка, работавшая у него пятнадцать лет, настоящий клон Фриды Кало, пытается объяснить метод восприятия Жан-Поля. Она наблюдала это много раз, но до сих пор эта удивительная техника, отработанная до мелочей, ее восхищает. «Когда Жан-Поль оказывался с нами перед Бобуром[83], глаза его начинали поворачиваться на 180 градусов. Он замечал то, что мы не увидели бы никогда. Из всего множества разноцветных лучей, исходящих от движущейся перед ним толпы, он мог выбрать бегущего мальчика в смешном пальто. А золотой цветочный горшок Рейно[84] у входа в Центр Помпиду его воображение превращало в нечто совершенно иное, например в странный велосипед ярко-красного или розового цвета».