Нашла себе блондина! - Екатерина Вильмонт

– Куда поедем?

– Увидишь! Устраивайся, девочка.

И он ушел. А я осталась в полном смятении. Что все этозначит? Он меня даже не поцеловал по-настоящему… И поселил одну в гостинице… Асам живет где-то в другом месте… Я как дура стояла в пальто посреди шикарногономера и ничего не понимала. Но делать нечего, надо устраиваться! И принять душ,он сказал, чтобы я приняла душ, наверное, думает, что я немытая?

А где, кстати, принимают душ? Я открыла дверь в прихожей, ноэто оказался шкаф с вешалками и полочками.

Толкнула вторую дверь, и там была ванная! Ну надо же, какойшик! И унитаз имелся, а на нем бумажная лента с надписью на трех языках«Продезинфицировано»! Во дают! А еще на раковине какой-то странный кран, ятаких сроду не видела. Он не откручивался, а поднимался!

Здорово! А занавеска над ванной полосатенькая, черно-белая,полотенец шесть штук. И все желтенькие! Но тут я опомнилась и посмотрела начасы, у меня оставалось только сорок минут! Голову помыть уже не успею, ну дане страшно, я сегодня утром мыла. Сегодня утром, когда у меня была еще совсемдругая жизнь, в которой все было по-другому, и сама я была другой. Та Таня нежила в шикарных гостиницах, не летала на Новый год в город Таллин к любимому, иу нее не было такого красивого, такого дорогого платья… Ой, мамочки, скоро ужепридет Никита… Алексеевич, а я раздетая! Я мигом оделась, натянула платье,расчесала волосы, хотя Агния когда-то мне, еще соплюшке, внушала: «Сначалаприведи в порядок голову, а потом надевай платье!» До назначенного времениоставалось еще минут пять, и вдруг… Я похолодела: на колготках дырка, маленькаясовсем, но на самом видном месте, пониже колена, а других у меня нет. И лака ссобой нет замазать дырку, чтобы больше не рвалась…

Я попробовала мылом, но от каждого движения она становиласьбольше. Это была катастрофа! И тут раздался стук в дверь.

– Таня, это я!

Я распахнула дверь.

– Господи, что с тобой стряслось, ты плачешь?

В чем дело? – перепугался он.

Ну не могу я сказать ему, в чем дело! Не могу и все!

– Танюша, детка, тебя кто-то обидел? Может быть, я? Тырасстроилась, что я бросил тебя тут одну?

– Нет, что вы…

Чтобы он не заметил дырку, я села на кровать и краешкомпокрывала прикрыла ногу. Он внимательно на меня посмотрел.

– Ну-ка, что тут у тебя? Колготки порвались! А другихнет, ситуация поистине трагическая, – засмеялся он. – Но поправимая.Сиди здесь, я добуду тебе колготки, чего бы мне это ни стоило!

И он почти бегом вышел из номера.

Господи, какой же он хороший! Конечно, колготки он вряд линайдет, тридцать первого вечером, уже одиннадцатый час, но, может, оно и лучше,мы никуда не пойдем, останемся тут, вдвоем… – От этой мысли меня кинуло в жар.А еще я вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась, просто живот подвело, яведь с самого утра ничего не ела. Интересно, куда он побежал? В какой-нибудьмагазин поблизости? Но там может не быть колготок… Под Новый год все разбирают…Не прошло и двадцати минут, как в дверь опять постучали.

– На, держи!

Я ахнула. Он сунул мне новенькие импортные колготки, серогоцвета, в красивой упаковке.

– Живо переодевайся, а то мы опоздаем! Да смотри, непорви опять, больше я уже ничем тебе помочь не смогу, если бы ты знала, чегомне это стоило! – засмеялся он.

Я помчалась в ванную и через несколько минут вышла оттуда,страшно довольная. Серые колготки замечательно шли к голубому платью.

– Таня, красавица моя! По-моему, я заслужил поцелуй!

Я вдруг расхрабрилась, подошла к нему, встала на цыпочки ичмокнула его в щеку.

– Это не поцелуй, это чистой воды профанация.

Дай-ка я сам…

Он схватил меня, обнял и поцеловал по-настоящему, как вкино. И целовал долго, но тут со мной случился новый конфуз – забурчало вживоте от голода. Только бы он не услышал. Но он услышал.

– Господи ты боже мой, вечно мы, мужики, леземцеловаться, а девушка помирает с голоду. Ты небось с утра ничего не ела?Бледная совсем. На вот, возьми, замори червячка! – Он сунул мне небольшуюшоколадку.

Я разломила ее и половинку протянула ему.

– Да что ты, ешь сама, девочкам полезно есть шоколад, уних… Ах, что я несу, у меня от тебя голова кругом идет. Танечка, нам пора!

Он подал мне пальто, взял под руку, и мы быстро пошли клифту. Там опять было полно пьяных иностранцев.

– Это финны, – шепнул он мне. – У них сухойзакон, вот они и ездят напиваться в Таллин и Ленинград, Как выходные илипраздники, от них спасу нет!

Мы сели в другую машину, где за рулем был уже другой дядька.Этот молчал всю дорогу, и Никита Алексеевич с ним тоже не вступал в разговоры.

– Куда мы едем? – робко спросила я.

– За город, к моим друзьям. У них большой дом, тебепонравится.

Но мне не понравилось. Мне все там не понравилось, хотя яникогда раньше таких домов не видела.

Огромный, двухэтажный, комнаты большие, красивообставленные, камин горит, елка до потолка, украшенная только серебристымиигрушками. Ни одного цветного шарика. Я понимала, что, наверное, это красиво,стильно, как сказала бы одна девчонка с нашего курса, но на меня почему-то отэтой стильной елки веяло холодом, несмотря на камин. Народу было много,встретили меня вроде бы приветливо, но что-то мне все-таки мешало…

– Ник, где ты добыл такую прелесть? – подошел кнам пожилой дядька с какими-то моржовыми усами. – Как вас звать, милоесоздание?

– Таня, ее зовут Таня, и предупреждаю, руками нетрогать!

– Да что ты, Ник, но любоваться-то можно? Давно уж внашей компании не было таких юных дев! А что ж ты меня не представишь?

– Танечка, это Виталий Витальевич Авдеев, нашзнаменитый режиссер, ты видела «Ничто не вечно»?

– Ник, не говори глупости, как Таня могла видеть «Ничтоне вечно», если фильм сразу положили на полку?

А вот «Апрельские сны» вполне могла видеть, и «Майскимикороткими ночами» тоже!

Я молчала, я этих фильмов, наверное, не видела или незапомнила, а режиссер, поняв это, сразу же утратил ко мне интерес. В компаниибыло человек десять и все немолодые, некоторые даже старше Никиты Алексеевича.Около камина спал огромный, белый с черными пятнами пес. Он ни на кого необращал внимания, не лаял, и я его не боялась и все посматривала в сторонубольшого, красиво накрытого стола. Несмотря на шоколадку и некоторуюнеловкость, которую я тут испытывала, мне ужасно хотелось есть. И НикитаАлексеевич не забыл об этом. Он взял со стола пирожок и сунул мне.