Нашла себе блондина! - Екатерина Вильмонт

– Таня, не мучайся, если ты в силах пройти еще немного,мы пойдем ко мне. В моей маленькой гостинице все будет проще… Ты только скажи«да» или «нет»?

– Конечно да!

А дальше была сказка. Три дня сказки! Никита оказался именнотаким мужчиной, о каком я мечтала.

Я чувствовала себя абсолютно счастливой и ни о чем нежалела. Только иногда вдруг мелькала мысль: что же дальше, но я отгоняла ее,слишком хорошо мне было сейчас.

Первого января я города так и не увидела, зато второго,когда мы вышли на улицу из его гостинички и очень скоро попали на площадь, яглянула и обомлела.

Господи, что за чудо!

– Это называется Вышгород! Сейчас мы с тобойпозавтракаем в кафе «Таллин» и пойдем по городу. Знаешь, как называется табашня? Длинный Герман. А вот та – Кик ин де Кек. А еще есть башня ТолстаяМаргарита, но ее отсюда не видно. Жаль, сегодня магазины закрыты, я хочу купитьтебе что-нибудь на память о Таллине, тут чудесные вещи бывают в художественныхсалонах..

Танька, я такой голодный.

В кафе «Таллин» свободных мест не было.

– Черт бы побрал этих эстонцев, с утра пораньше сидят вкафе, – проворчал он. – Мало того что мест нет, так еще и очередь.Попробуем сунуться в кафе «Москва».

Это кафе находилось в двух шагах, но и там мест не было.Никита пошептался о чем-то со швейцаром, и он пропустил нас на второй этаж. Ксчастью, едва мы поднялись, я заметила, что освобождается столик, и мыпоспешили его занять.

Нам принесли сосиски с картофельным салатом, это былонеобыкновенно вкусно, а потом кофе с разными булочками, одна лучше другой. Икофе был такой…

Я вообще-то не люблю кофе, а тут…

– Это из-за сливок, – объяснил Никита, –здесь особенные сливки. Вообще молочные продукты в Эстонии – мечта.

Меня мучило только одно, как его называть? На «ты» у меня неполучалось, а на «вы», после того что между нами было, как-то глупо… И ястаралась помалкивать, тем более что он любил поговорить, только, спросила егоо доме, где мы встречали Новый год.

– Это дом отца Марет, он был министром, но уже давноумер. Сама Марет очень известная художница, полуэстонка, мать у нее русская. Амуж тоже полукровка, он писатель, кстати, хороший, его здесь не очень печатают,больше за границей, хотя он пишет в основном о природе, никакой политики.Странно, конечно… А Матвей его младший брат. Потрясающе талантливый математик.Я их всех давно знаю и уже не раз встречал с ними Новый год… А впрочем, ну ихвсех к черту. Еще булочку хочешь? Нет? Тогда пошли, Таллин ждет!

Мы вышли из кафе. Он на минутку задумался, куда идти:

– Начнем, пожалуй, с Ратушной площади!

Когда мы туда пришли – это было совсем близко, – явдруг воскликнула:

– Ой, я это видела!

– В кино? Наверняка и не раз!

– И еще по телевизору, когда погоду передают!

– Ах черт, нет фотоаппарата! – огорчилсяНикита. – Поснимать бы тебя тут на память! Ну ничего, я попрошу у Матвея,у него есть!

Мы гуляли по улицам, он много рассказывал об истории Таллина.С Вышгорода показал мне море.

У меня слегка кружилась голова, когда мы стояли у парапета,но он обнял меня за плечи, и я поняла, что голова идет кругом не от высоты, аот счастья. Потом мы спустились в какой-то подвальчик, пили там горячее красноевино. От этого вина я вдруг протрезвела, как это ни странно звучит.

– Никита Алексеевич, мне…

– Это еще что такое? Какой я тебе теперь НикитаАлексеевич? Чтоб я больше этого не слышал. Так что ты хотела сказать?

– Что у меня сессия на носу, мне, наверное, надо вМоскву…

– Послезавтра поедешь, а я еще задержусь нанеделю, – вздохнул он. – Надо довести все до конца, а в Москве ужебраться за свое. Надеюсь, теперь работа пойдет… Меня тогда, в снегу, вдругосенило… очень плодотворная мысль… И все благодаря тебе, моя девочка! А чтокасается сессии, я вот хотел тебя спросить: ты твердо уверена, что хочешь бытьгеологом?

Что я могла ему ответить? В этот момент я была твердоуверена только в одном – в своей любви к нему, а на все остальное мне былонаплевать, и на геологию в том числе.

Когда я открывала ключом свою дверь, в квартире надрывалсятелефон. Я швырнула сумку на пол и схватила трубку. Вдруг это звонит Никита, нозвонила Райка.

– Ой, приехала! С Новым годом, с новым счастьем!

Как там насчет счастья?

– Полный порядок!

– Трахнулась?

– Райка! – засмеялась я.

– О, судя по смеху, трахнулась, и притом клево, да?

Рассказывай!

– Еще чего!

– Да не про койку, а вообще! Что, как? Таллин хотьпосмотрела или из койки не вылезала?

– Вылезала, посмотрела и даже тебе сувенирчик привезла.

– Ой, правда? Спасибо! А какой?

– Вкусненький!

– Да? Как интересно! Ты когда приехала?

– Вот только что. Еще в пальто стою!

– Слушай, я сейчас к тебе подвалю, охота поглядеть насвежевыпеченную женщину, ты хоть осознала, подруга, что ты теперь женщина?

– Нет, Райка, я вообще еще ничего не осознала.

– Ладно, я помогу! Сейчас приеду; заодно отдам тебетвой чирик. Жди!

Она примчалась буквально минут через двадцать.

– О! У нас наблюдается большая любовь! Танька, ты дотого похорошела, смерть комарам и мухам! А твой дяденька небось совсем скатушек соскочил. Жениться не предлагал?

– Нет.

– А ты бы за него пошла?

– Господи, Райка, о чем ты говоришь! У него дочкатакая, как я!

– Ну и что? Делов-то! Он небось богатенький, сосвязями, да?

– Не знаю я. И вообще, отстань, лучше расскажи, какНовый год?

– Да ничего, нормально, два парня из-за меня подрались!Я когда спела им «Я институтка, я дочь камергера», они прямо спятили! Не зряговорят, что у меня здорово сексуальный голос! Владик, сволочь такая, меня дажене поздравил! Умотал в свой Оренбург, и с концами… Ну и ладно, другого найдем,еще получше! Между прочим, Танька, мне один дядечка сказал, что оперетта в нашевремя уже не хиляет, и если я пойду на эстраду, у меня может быть большоебудущее! Мол, внешность у меня, и голос, и фигура созданы для эстрады… Какдумаешь?

– Ну, вообще-то я в этом не очень понимаю… Новнешность, и голос, и фигура – это все и вправду есть…