Восемь лет до весны - Владимир Колычев

Она хоть и назвала себя дурой, но знала, что мне никак нельзя целоваться с проституткой, пусть даже и бывшей.

Я подумал об этом уже потом, когда закрылась дверь, но ничуть не расстроился по этому поводу.

Санька появился только к вечеру. Ничего интересного в клюве он не принес. Майор милиции Манылин и сам еще толком ни черта не знал.

На Валеру отец взвалил отдельное расследование, но и он пока не мог прояснить ситуацию. Киллер засветился на видеокамере, но опознать его пока никто не мог.

– Да это Бархат, сто пудов, – сказал Санька, сел на диванчик, закинул руки за голову, тут же вскочил, открыл дверь и выглянул в коридор.

Я и сам не раз уже думал, что наши разговоры кто-то запросто мог прослушивать. Например, та же Марина. Где гарантии, что она не была чьими-то ушами.

– А Шинкарь? – спросил я.

– Шинкарь. Ты даже не представляешь, какая это гнида, – сказал Санька.

Он хотел было вернуться на диван, но с подозрением глянул на него, а затем и на меня, и сел в кресло. Ну да, мы с Дульсинеей действительно занимались непотребством на этом самом диване. Он не совсем чистый.

– Попробую представить, – проговорил я.

Мне вдруг захотелось встретиться с Шинкаревым где-нибудь в ресторане, нагрубить ему, а в ответ получить ну, например, плевок в лицо. Мне нужна была веская причина для расправы с ним. Интересы семьи для меня пока что были всего лишь неким расплывчатым звуком. Я никогда не жил ими, а теперь должен был привыкнуть к этому.

– Наглый, жадный, думает, что пуп земли, – сказал Санька.

Я пожал плечами. Наша не святая семейка тоже была весьма далека от идеала.

– Нас за людей не считает, мы для него быдло.

Это обстоятельство я не мог занести в список прегрешений Шинкарева, но и к его достоинствам не причислял.

– А с бабами что вытворяет? – разошелся Санька. – Взял тут одну недавно. Она ему что-то не так сказала, так он ее на неделю на цепь посадил, воспитывал. Эта Мишель потом сама на все что угодно напрашивалась. Заплатил он ей, правда, сполна.

– Вы и девочками занимаетесь? – спросил я.

– Мы занимаемся, – заявил Санька и в упор посмотрел на меня.

Взгляд его был прямой, как восклицательный знак.

– И много у нас этого добра?

– Немного, но все – высший сорт. Ладно, первого тоже хватает. – Санька слегка опустил планку.

– Мишель в обойме?

– Ну да.

– Она могла бы рассказать много интересного, если с Шинкаревым долго была. Где он ее на цепи держал? У себя дома?

– Да нет, у него жена, дети. Дача где-то есть. А ведь ничего о ней не знаем. – Санька, взглядом выражая мне благодарность за ценную подсказку, вынул из чехла на поясе мобильник, набрал номер. – Шубарь?… Это хорошо, что ты узнал. Мишель хочу. Ну, сауна так сауна. Да прямо сейчас и подъедем, жди. – Брат сбросил звонок, поднялся, посмотрел на меня и показал на дверь.

– Куда мы?… – спросил я в предчувствии горячих событий.

– Куда-куда, на допрос!

Дульсинея вскружила мне и голову, и все остальное. Я не собирался в нее влюбляться, тем более хранить ей верность, и все же подумал об этой особе, выходя из кабинета.

Сауна «Банный день» находилась в центре города, в тишине парковой зоны, неподалеку от Дома культуры. Когда-то здесь была мастерская для юных техников. Но времена изменились, пионеры повзрослели, им сейчас голых девок подавай.

Нам подали Мишель, высокую стройную брюнетку с красивыми грустными глазами. К нам в сауну она зашла в тунике, которая снималась одним движением руки. Девушка явно принадлежала к высшему сорту, но, глядя на нее, я снова подумал о Дульсинее. Ее явно здесь не хватало.

Дача находилась всего в двух километрах от города, на склоне холма, возвышающегося над рекой. Дома тут стояли неплохие, убогих скворечников раз, два и обчелся. Наверное, дачники устроили конкурс на лучший дом в момент основания садового товарищества. Если так оно и было, то Шинкарев его выиграл.

Именно он владел самым лучшим домом. Высокий цоколь, обложенный диким камнем, полтора этажа, во дворе беседка с мангалом, трава на участке выкошена. Сразу видно было, что за порядком здесь следили.

Сюда Шинкарев и привозил Мишель. Сначала развлекался с ней сам, затем подъехал его друг. Все бы ничего, если бы Шинкарев расписал девочку на двоих обычным, классическим способом. Так нет, он поставил друга смотреть, а сам имел ее у него на глазах. Мишель посмеялась над ним, назвала извращенцем, и он запер ее за это в подвал.

– Нормальное место, – сказал Санька, оглядываясь по сторонам.

– Можно сделать все тихо, – проговорил я, прикладываясь к бутылке с минералкой.

Домой мы вчера вернулись поздно. Уж очень долго допрашивали Мишель, а заодно и ее подружку, которая подошла к нам чуть позже. Девчонкам виски налили, языки развязали, о себе не забыли. Нам надо было держаться в тонусе.

Хорошо вчера было, а сегодня не очень. Но семейный завтрак мы не проспали, как ни в чем не бывало вышли к столу, а потом прикатили сюда, на место, где неплохо было бы подкараулить Шинкарева.

– Ствол с глушителем я без проблем организую, – сказал Санька.

– Можно и ножом управиться, – заявил я. – Если он один будет или с бабой.

– А если с другом? – осведомился брат.

– Ну, если друг такой же извращенец, то его тоже не жалко. – Я выразительно провел пальцем по горлу.

– Извращенцев наказывать надо, – согласился со мной Санька. – Даже если они с проституткой… Под сутенеров закосить можно. Вломимся в дом, предъявим, спросим.

Я кивнул, представляя, как Шинкарев глумится над женщиной у меня на глазах, насилует ее, избивает. Неплохо было бы получить достойный повод, чтобы расправиться с ним.

– Не снимает он больше наших баб, – сказал Санька.

– Но кого-то все-таки снимает.

– Дело не в том. С врагами нельзя иметь дел. Раньше мы для него таковыми не были, а потом вдруг стали.

– Конфликт интересов.

– А интерес у него большой. Он хочет сожрать наш бизнес, под себя его забрать или тупо уничтожить. Нам с ним на одной дорожке не разойтись. Он или мы.

– Нас много.

– Ну да, ему с нами так просто не справиться. А нам одного удара хватит. Это не трудно. Если захотеть. Да и отец сказать должен. Он это сделает. Ладно, поехали. Надо машину попроще взять. Эта слишком уж заметная. – Санька поднял руку, как будто хотел ударить по рулю, но прикоснулся к нему мягко, даже ласково.

Любил он свой «БМВ».

А мне любить было нечего, я безлошадный, и никому нет до этого дела. Как будто я сирота, а не сын своего отца.