12 лет рабства. Реальная история предательства, похищения и силы духа - Соломон Нортап

Их обычное платье – штаны из выделанной оленьей кожи и миткалевые охотничьи рубашки фантастических цветов, застегивающиеся на пуговицы от ремня до подбородка. Они носят медные кольца на запястьях, в ушах и носах. Одеяния местных индейских женщин очень похожи на мужские. Индейцы любят собак и лошадей. Они держат лошадей, принадлежащих к выносливой низкорослой породе, и слывут умелыми наездниками. Уздечки, подпруги и седла они делают из сыромятных шкур животных; стремена – из особого рода дерева. Вскочив верхом на своих низкорослых коней, мужчины и скво[35]одинаково ловко (что мне не раз приходилось видеть) мчатся по лесам во весь опор, следуя по узким извивающимся тропам и уворачиваясь от деревьев в манере, затмевающей любые чудеса джигитовки цивилизованных людей. Описав круги в разнообразных направлениях, снова и снова оглашая лес своим улюлюканьем, они со временем возвращались на то же место и с той же быстротою, с которой начинали скачки. Их деревня располагалась на Индейском ручье, в месте, известном под названием «Индейский Замок», но их охотничьи угодья простирались до реки Сабин. Время от времени навестить их наезжало какое-нибудь племя из Техаса, и тогда в «Великих Сосновых Лесах» начинался настоящий карнавал.

Вождя племени звали Каскалла; следующим после него по положению был Джон Балтезе – его зять. С ними обоими и со многими другими членами племени я познакомился во время своих частых сплавов леса вниз по течению ручья. Мы с Сэмом нередко захаживали к ним в гости, когда оканчивалась дневная работа. Они были во всем послушны своему вождю; слово Каскаллы было для них законом. То были грубые, но безобидные люди, наслаждавшиеся своим диким образом жизни. Им не очень нравились открытые пространства – расчищенные земли по берегам рек. Индейцы предпочитали прятаться под сенью леса. Они поклонялись Великому Духу, любили виски и были довольны жизнью.

Однажды мне посчастливилось стать свидетелем их танцев, когда какие-то кочевые пастухи из Техаса стояли лагерем в их деревне. Цельная туша оленя жарилась у большого костра, отбрасывавшего свой свет далеко среди деревьев, под которыми они собрались. И вот присутствующие мужчины и женщины, чередуясь, выстроились в круг. Тут зазвучал инструмент, похожий на своего рода индейскую скрипку. Он затянул неописуемую мелодию. То был непрерывный, меланхоличный, плавный звук, продолжавшийся с малейшими возможными вариациями. При первой же его ноте (если вообще во всей той мелодии было больше, чем одна нота) индейцы закружились в хороводе, семеня друг за другом и издавая гортанный, напевный гул, тоже не поддающийся описанию, как и музыка их скрипки. В конце третьего круга они внезапно остановились и заулюлюкали так, будто у них вот-вот разорвутся легкие. Затем хоровод разбился на пары, в каждой – мужчина и скво. И пары начали прыгать: сначала как можно дальше один от другого, а затем вперед. Эта грациозная танцевальная фигура была повторена дважды или трижды, а затем танцующие снова образовали круг и засеменили в хороводе. Лучшим танцором, по-видимому, считался тот, кто умел издать самое громкое улюлюканье, прыгнуть дальше всех и произвести самый душераздирающий гортанный гул. Временами один или несколько индейцев покидали круг танцующих и, подойдя к костру, срезали с жарящейся туши ломоть оленины. Еда и танцы чередовались. Так развлекали своих гостей из Техаса смуглые сыны и дочери чикопи. Это описание индейских танцев в сосновых лесах Авойеля, какими я их видел.

Осенью я расстался с лесозаготовками и был занят на работах в поместье. Однажды супруга попросила Форда достать ей ткацкий станок, чтобы Салли смогла начать ткать сукно для зимней одежды рабов. Он терялся в догадках, где раздобыть такой станок. Тогда я высказал предположение, что самый простой способ обзавестись ткацким станком – изготовить его, и сообщил ему, что я своего рода мастер на все руки и попытаюсь сделать это с его разрешения. Разрешение было дано с большой готовностью, и мне позволили отправиться в дом соседа-плантатора, чтобы изучить строение станка, прежде чем взяться за это предприятие. Через некоторое время оно было окончено, и Салли объявила станок самим совершенством. Она с легкостью справлялась со своей задачей – ткать четырнадцать ярдов ткани. Кроме того, Салли доила коров и при этом еще каждый день выкраивала время для досуга. Все получилось настолько хорошо, что я так и продолжал заниматься изготовлением ткацких станков, которые увозили на плантацию по байю.

В это время некий Джон Тайбитс, плотник, пришел к нам на вырубку, чтобы выполнить кое-какие работы в хозяйском доме. Мне было велено бросить станки и помогать ему. Две недели провел я в его обществе, размечая и составляя доски для потолка (поскольку покрытые штукатуркой стены были редкой диковинкой в приходе Авойель).

Джон Тайбитс являл собою полную противоположность Форду во всех отношениях. То был маленький, ворчливый, раздражительный, злобный человечек. У него, насколько мне известно, не было конкретного местожительства, он переходил от одной плантации к другой, останавливаясь всюду, где мог наняться на работу. В обществе он не пользовался никаким положением, его не ценили белые и даже не уважали рабы. Он был невеждой, да к тому же еще обладал мстительным характером. Он покинул те места задолго до меня, и не знаю, жив он в настоящее время или нет. Достоверно можно сказать одно: день, который свел нас вместе, был одним из самых несчастливых для меня.

Все время моего жительства у мистера Форда я видел лишь светлую сторону рабства. Его рука была легкой, она не смешивала нас с грязью. Он указывал вверх и с добродушными и ободряющими словами обращался к нам, как к своим ближним-смертным, ответственным, как и он сам, перед Творцом нас всех. Я думаю о нем с теплым чувством и, если бы только семья моя была со мной, мог бы сносить эту деликатную неволю безропотно по все дни мои. Но тучи уже сбирались на горизонте – предвестники безжалостной бури, которая вскоре должна была обрушиться на меня. Я был обречен вынести такие горькие испытания, какие знает лишь бедный раб, и больше никогда не видал той сравнительно счастливой жизни, которую вел в «Великих Сосновых Лесах».

Затруднения Форда – Продажа Тайбитсу – Движимое имущество под заклад – Плантация госпожи Форд на Байю-Бёф – Ее описание – Зять Форда, Питер Таннер – Встреча с Элизой – Она по-прежнему оплакивает своих детей – Чапин, надсмотрщик Форда – Злоупотребления Тайбитса – Бочонок гвоздей – Первая схватка с Тайбитсом – Его поражение и наказание – Попытка повесить меня – Вмешательство и речь Чапина – Отъезд Тайбитса, Кука и Рэмси – Лоусон и бурый мул – Послание в «Сосновые Леса»

К несчастью, денежные дела Уильяма Форда запутались. Тяжкий приговор был вынесен против него вследствие того, что он поручился за своего брата, Франклина Форда, жившего на Ред-Ривер выше Александрии, который не сумел выполнить свои денежные обязательства. Кроме того, хозяин задолжал Джону Тайбитсу значительную сумму за его услуги по строительству лесопилки на Индейском ручье, а также зерновой мельницы, и ткацкой, и других построек на плантации в Байю-Бёф, пока еще не оконченных. И вот, чтобы выполнить все эти требования, требовалось продать 18 рабов, и меня в том числе. Семнадцать из них, включая Сэма и Гарри, купил Питер Комптон – плантатор, тоже живший на Ред-Ривер.