Два зайца, три сосны - Екатерина Вильмонт

Впервые я увидала его в Архитектурном институте. Онпреподавал там и многие девушки были от него без ума. Чем, по слухам, оннередко пользовался. Вообще, о нем ходила масса слухов… Но мне как-то непришлось с ним столкнуться. Потом он вдруг ушел из института. Кажется, вышел какой-тоскандал… И я о нем забыла. Прошло много лет, я окончила Архитектурный, работалав умирающем проектном институте за поистине символические деньги, разрываясьмежду сыном, матерью и работой. И вдруг кто-то сказал мне, что Миклашевичорганизовал частную архитектурную мастерскую, тогда еще опасались слова«фирма», и набирает архитекторов. Я решила рискнуть. Помимо маленькой зарплаты,меня мучила дикая скука, а тут открывались хоть какие-то перспективы… Чем чертне шутит. У него тогда уже был офис — двухкомнатная квартира на первом этаже вКузьминках. Прихожая была превращена в крохотную приемную, а малюсенькая кухняв кабинет начальника. Секретарша, точно такая как все секретарши первых летперестройки — длинноногая сексапильная блонда, показалась мне несоразмернойтесноте этой приемной, и мне стало смешно. Она ввела меня в кабинетМиклашевича. Он встал мне навстречу, что меня обрадовало. По крайней мере онхорошо воспитан.

— Дмитрий Алексеевич, — представился он.

— Олеся.

— А что это вас так рассмешило, милая барышня?

— Да секретарша ваша как-то великовата для своейприемной. Пропорции подгуляли.

— Что? — опешил он. И вдруг расхохотался каксумасшедший. — Знаете, — он максимально понизил голос: — Я все времяэто чувствовал, но не отдавал себе в этом отчета. Вы молодчина! Итак, что мыимеем?

Я протянула ему свой диплом.

— Миклашевская? С ума сойти! Странно, я вас не помню.Не мог же я пропустить студентку с такой фамилией. Ах да, я же первокурсникамне читал лекции, а потом ушел… Видно, это судьба… — он смотрел на меня с явномужским интересом, а я съежилась под его взглядом. Мне казалось, что не можеттакой роскошный избалованный мужик заинтересоваться такой зачуханной, плохоодетой бабенкой.

— Знаешь что, собственно говоря, архитекторы мне уже ненужны, а вот секретарь… Ты хоть какой-то иностранный язык знаешь?

— Да, немецкий и английский.

— А компьютер?

— Знаю.

— Отлично!

— Но у вас ведь есть секретарь…

— Она никуда не годится, это раз, и потом тысправедливо заметила, что у нее пропорции не для нашего офиса… к тому же онанепроходимая дура и ничего не знает об архитектуре. Тебе не в падлу будетпоработать секретарем хотя бы два — три месяца? Я буду платить тебе… Ну, скажемпятьсот долларов, как-никак два языка и компьютер… — он испытующе смотрел наменя.

Пятьсот долларов в те годы были поистине гигантскимиденьгами, о такой секретарской зарплате я и не слыхала никогда… даже предлагаясебя как архитектора, я ни на что подобное не смела рассчитывать… К тому же всевсегда говорили, что у Миклашевича даже заяц научится проектировать…

— Ну что, согласна?

— Я… согласна, да… Но как-то неудобно перед этойдевушкой…

— Я все равно собирался ее уволить, ты здесь ни причем. И не вздумай обижаться, что я беру тебя на должность… не соответствующуютвоему диплому. Диплом, знаешь ли, еще ни о чем не говорит. Одним словом,теперь все в твоих руках. Как проявишь себя…

Нет, мне, видимо, просто показалось, что он смотрел на меня,как на женщину, ничего подобного, да и с чего бы… Рядом с секретаршей я простосерая мышка… А с ней он, наверное, спит и не хочет, чтобы все знали… Но запятьсот долларов меня не убудет. Поработаю секретаршей, подумаешь…

Я тогда уже опять переехала к маме, и она взяла на себяГошку. Ее выпроводили на пенсию, и она была рада, ибо никак не могла понять,что же происходит вокруг.

Я примчалась домой окрыленная, но, Боже, какой ушат холоднойводы вылила на меня мать…

— Ты с ума сошла! Ты архитектор, профессионал, тыработала в государственном институте, и теперь меняешь это на работусекретуткой в частной лавочке! За что он будет платить тебе такие бешеныеденьги, за какие услуги? Ты что, не соображаешь? Как можно настолько не иметьгордости!

— Мама, мне надо сына растить!

— Ничего, как-нибудь вырастим! Моя пенсия, твоязаплата…

— Моя зарплата и твоя пенсия — это вообще отрицательноечисло! И никакой я еще не архитектор! А у Миклашевича я всему научусь, онпрофессионал высочайшего класса!

— А ты вообще уверена, что его не посадят через месяц,твоего Миклашевича?

Я почему-то взбесилась.

— Ну если ты на него не донесешь…

Она побелела, но ничего не ответила. Больше этот разговорона не поднимала.

Как ни странно, мне понравилось работать секретаршей. Ялегко справлялась со своими обязанностями, и надо отдать должное Миклашевичу,он вел себя со мной более чем корректно, да и вообще оказался невероятнообаятельным. Кроме меня, женщин в конторе не было, да и весь штат состоял изпяти человек. Но иногда у него словно крышу сносило, он ни с того, ни с сегоначинал орать на кого-то, стучать кулаком, потом в изнеможении запирался вкабинете, а после делал вид, что ничего не произошло. Его любили, но при первойже возможности уходили, слишком он был непредсказуем. Я проработала ужеполгода, и он еще ни разу на меня не орал. Правда, я очень старалась. Всвободное время, а оно у меня частенько бывало, я заглядывала в проекты,которыми занималась наша фирма, мне было интересно. Однажды я заболела гриппоми неделю не была на работе. Когда я пришла, то застала Миклашевича одного, вжутком мраке.

— Ну слава Богу! — пробурчал он при виде меня.

— А где все? — поинтересовалась я.

— А нет никого! Мы с тобой вдвоем остались.

— То есть как? — опешила я.

Я всех выгнал к чертям собачьим. Работы сейчас мало, хватити нас с тобой! Одевайся, поедем на объект. В конце концов, пора работать поспециальности! Имей в виду, отныне я архитектор, ты — декоратор. Справишься сэтим проектом, буду платить штуку в месяц и процент от гонорара. Не справишься— иди гуляй.

— А как же…

— Секретарские обязанности сейчас мизерные, справишься.

Я была рада до смерти — наконец-то у меня появился шанспоказать, на что я способна! Хотя меня и мучил страх — а вдруг я не справлюсь?

Мне еще в институте хотелось именно этого — не строить, аукрашать дома. И вот такой шанс… К тому же я давно и безнадежно была влюблена вМиклашевича, несмотря на его кошмарный характер. Я видела, как взаменуволенного человека появлялся новый. После разговора в кабинете Миклашевичапретендент выходил пьяный от счастья, от открывшихся перспектив, от возможностиработать самостоятельно… Но проходил месяц, иногда меньше и этот человек либосам уходил, либо его выгоняли с шумом и треском. Я понимала, что иногдаМиклашевич был прав, но редко. В основном он был просто чудовищно несправедлив.Он хотел, чтобы каждый сотрудник был его вторым воплощением, но разве такоебывает? Один парень, очень талантливый и приятный, сказал мне, прощаясь: