Два зайца, три сосны - Екатерина Вильмонт

— Олесь, уходи от него! Он же, как паук — затягиваетвсех в паутину своего обаяния, а потом убивает…

Я в тот момент была даже склонна с ним согласиться, но яведь уже потеряла голову, хотя мне ровным счетом ничего не светило. Миклашевичбыл женат. Жена, красивая, элегантная женщина, прекрасно умела им управлять. Япро себя называла это «дистанционным управлением» — она подолгу жила заграницей. Правда, вскоре я обнаружила, что он, всегда весьма уважительноотзываясь о своей жене, изменяет ей направо и налево. Ну и при чем здесь я?Однако он вопреки ожиданию высоко оценил мои предложения по оформлению домакакой-то эстрадной звездочки…

— Молодчина, у тебя отличный вкус и чувство стиля, ктому же никакого гонора, с тобой приятно иметь дело…

Мы подружились. Он часто приглашал меня ужинать вресторанчик «Сивая кобыла» неподалеку от нашего офиса. И изливал мне душу,что-то рассказывал, вспоминал, меня практически ни о чем не спрашивал. Да мне ине надо было. Я с наслаждением слушала его. Он был умен, прекрасно образован, унего беспрерывно возникали блестящие оригинальные идеи, хотя иной раз мнеказалось, что его заносит, но я, разумеется, помалкивала. Однако главной егочертой был фантастический эгоцентризм. Но я все ему прощала, потому что мнебыло с ним невероятно интересно, как с профессиональной точки зрения, так ивообще. В какой-то момент я отчетливо поняла, что он ко мне неравнодушен, однаконикаких попыток сближения он не делал. Хотя я частенько замечала, что женщиныпри упоминании его имени как-то нехорошо ухмыляются. Мне всякий раз казалось,что меня ошпарили кипятком. Странно, неужели я просто выдаю желаемое задействительное? Но однажды я уехала на две недели в отпуск с сыном и поняла,что пропадаю. Я каждую минуту думала о нем… Мы с Гошкой жили на даче у моихдрузей в Крыму и однажды, гуляя по набережной Ялты, я увидела старика,продающего смешные маленькие парусники. Я вспомнила рассказ Миклашевича, о том,как в детстве он мечтал быть пиратом и вместе с другом делал парусники… Якупила эту игрушку. Потом мне стало стыдно, что я купила парусник не Гошке, ачужому дядьке. И отдала парусник сыну, но тот абсолютно им не заинтересовался.Повертел в руках и забыл, его куда больше занимали машинки. И когда явернулась, Миклашевич пригласил меня поужинать. Разумеется, я подарила емупарусник. Его реакция меня поразила! Он так несказанно обрадовался,растрогался, развеселился. Все время вертел мой подарок в руках, объяснял, гдекакой парус…

— Олеська, ты чудо… — произнес он вдруг, пристальноглядя мне в глаза. — И я, кажется, тебя люблю…

— Когда кажется, креститься надо, — отшутилась яиспуганно.

Он перекрестился, правда, как-то неумело, прислушался к себеи сказал:

— Не помогло!

У меня сердце ушло в пятки.

… Внезапно мои воспоминания прервал стук в дверь.

— Олеська, дрыхнешь?

— Входи!

— О, какой отсюда вид! А где эта мымра?

— Почему мымра? — засмеялась я.

— Не знаю, просто есть в ней что-то мымристое. Так гдеона?

— Обещала скоро позвонить.

— Ну чего ты валяешься? Смотри, какая погода. Пошли,искупаемся!

— Не выдумывай, вода холодная.

— Тогда позагораем! Надо пользоваться моментом.Вставай, вставай, я хочу кофе! Можем пообедать внизу, хозяйка предлагала.

— Но мы же вроде приглашены на обед…

— Знаешь, я есть хочу, а когда этот обед еще будет. Уменя в детстве была нянька, которая всегда говорила: «Ты сперва нажрися,наприся, а потом ступай в гости!»

Я вдруг тоже проголодалась.

Обед был чудесный — протертый овощной суп, необыкновеннонежный и вкусный, жареная свежая рыба и какой-то фантастический десерт совзбитыми сливками.

Мы успели все съесть, а Арина все не звонила. Миклашевичзакипал.

— Могла хотя бы позвонить, что это за хамство? Если черездва часа она не появится, мы уезжаем. С такими людьми нельзя иметь дело.

И в этот момент раздался звонок.

— Извините ради бога, мой муж куда-то пропал… Я черездесять минут заеду за вами…

— Не торопитесь, мы уже пообедали! — холоднопроизнес Миклашевич, забрав у меня трубку.

Было слышно, как она что-то лопочет.

— Я ж говорю, мымра! — сердито буркнулМиклашевич. — Муж пропал! Куда он денется! Загулял, небось, он, видишь ли,с утра уехал с другом на рыбалку. Как будто без него нельзя посмотреть дом… Идиотка!

— Митя, не злись. Ты уже пообедал, расслабься!

— Я сюда не расслабляться приехал, мое время дорого! Даи твое тоже! А этот барон тоже хорош! Если договорился с людьми, какая на фигрыбалка? Черт знает что! Не хочу я с ними никаких дел иметь! Давай прямо сейчасуедем!

— Миклашевич, остынь! Барон-то нашелся?

— А черт его знает, я не понял!

— Ну ты даешь! А вдруг он утонул?

— Ну, если утонул, это его извиняет…

— А если нет?

— Если нет, тогда пошел он к дьяволу! А вот и мымра! Ибарон с нею! Не утонул, голубчик!

Я выглянула в окно. Арина уже взбегала на крыльцо, а Розастоял у машины и курил. Мы вышли на крыльцо.

— Извините нас, пожалуйста, так неловко вышло… Выдействительно отказываетесь от обеда?

— Действительно! Наше время дорого, мадам! Едем сейчассмотреть дом.

Когда Роза увидел меня, у него буквально отвисла челюсть.

— Познакомься, Мэтью, это госпожа Миклашевская,известная писательница, а в прошлом архитектор. Она будет нашим дизайнером!

— Простите, мадам, в нашей среде это называетсядекоратором! — холодно поправил ее Миклашевич, обмениваясь рукопожатием сРозой.

— Ох, да какая разница, впрочем, как угодно, —пробормотала Арина.

— Прошу меня простить, я на рыбалке так увлекся, чтопозабыл обо все на свете. Здравствуйте, я очень рад! — сказал он,пристально глядя мне в глаза, и не поцеловал, а пожал руку. — Мы где-товстречались? Мне знакомо ваше лицо…

— Да нет, по-моему, не встречались, — сказала я иподмигнула ему. Зачем и сама не знаю. Просто из хулиганства.

Миклашевич захотел ехать на двух машинах, чтобы ни от когоне зависеть.

— По-моему, ты его сразила наповал, этогобарона, — усмехнулся он, пристроившись в хвост «вольво».

— Глупости! Я не из тех женщин, что сражают на повал.

— Вообще-то правда, но бывают исключения. Только невздумай завести с ним роман.

— А почему, собственно?