Сколько живут донжуаны - Анна Данилова

— Все это так, и все это понимают, однако он вошел в подъезд в определенное время, пробыл в доме (правда, следствию неизвестно, где именно) и выбежал оттуда, если судить по времени, сразу после того, как был убит, отравлен Вадим. А кроме него, в подъезд Вадима в тот день в критическое время никто не заходил и из него не выходил.

— А… Кажется, я понимаю. Решили все свалить на пианиста, потому что им так удобно, да? Чтобы поскорее дело закрыть. Ясненько. А потом еще найдут «свидетелей», — Лара подняла руки и, выставляя вверх попарно сложенные пальцы, третий и указательный, изобразила кавычки, — которые подтвердят, что видели Вадима и пианиста где-то вместе и что они ругались. Словом, попытаются сфабриковать доказательства, найдут связь между ними и, главное, мотив убийства. Я даже знаю какой! Будто бы пианист влюблен в свою ученицу, а Вадим приставал к ней, и пианист не выдержал и отравил его. Отвратительно!

Я расхохотался.

— Лара, да вашей фантазии только позавидовать можно!

Она покраснела, но тоже улыбнулась.

— Да, я такая. Люблю криминальные истории, меня всегда занимает в них мотив. Как это можно довести себя до такого, чтобы лишить жизни другого человека?! Я понимаю еще, когда это самооборона, когда смерть угрожает близкому человеку и надо что-то предпринимать. Но здесь, в истории с Вадимом, все совершенно иначе. Хоть эта история тоже криминальная. Поверьте мне, здесь замешана женщина. Ее обидели, предали, поступили с ней дурно. И она отомстила.

— Так, значит, вы видели пианиста?

— Да, видела, и неоднократно. Он, кажется, и нашел для девочки эту комнату. И я понимаю, почему он так для нее старается.

— Вот как? И почему же? — спросил я, предполагая, что сейчас услышу о ее подозрениях в любовных чувствах взрослого мужчины к юной особе. И был удивлен, когда услышал:

— Она — гений. Я хоть и не музыкант и не пианистка, но слышно же, хоть они и сделали в квартире изоляцию, как она играет. У нее какая-то фантастическая техника! Не знаю, из какого материала сделаны ее пальцы, но бегают они резво, она как робот! И много, очень много занимается. Честно говоря, я до сих пор не могу понять, как ее терпит ее соседка по квартире.

— Ах да, соседка! Действительно, как она все это терпит?

— Знаете, я так понимаю, что она там не живет, а снимает комнату для свиданий. Или для нее кто-то снимает, ну, оплачивает, в смысле…

— Вы видели ее?

— Да, видела. Очень приятная молодая женщина. С виду и не скажешь, что у нее любовники.

— Любовники?

— Да. Я видела двоих. Так что не зря же говорят, что в тихом омуте… Вот такие дела.

— И как часто она здесь бывает и давно ли сняла эту комнату?

— Ну, точно, когда именно сняла, я не знаю, это вы спросите у хозяйки, я дам вам ее телефон, ее зовут Раиса Дмитриевна, а вот бывает она, соседка пианистки, здесь почти каждый день. На свидания ходит, как на работу. И что за потребность такая у женщины? Хотя что мы можем знать о чужой жизни? Может, она живет не одна, а с родителями, негде кавалеров принимать…

— Лара, вы даже представить не можете, как мне помогли!

— У меня есть телефон Анжелики, — тихо произнесла она, чем покорила меня окончательно.

В больнице, куда она вернулась, чтобы забрать свой телефон, ей стало совсем худо. Ее вырвало прямо на пол, в коридоре. «Похоже, у меня сотрясение мозга», — подумала она и, извинившись перед нянечкой, с ворчаньем отправившейся, судя по всему, за ведром и тряпкой, села на твердый белый стул, чтобы немного прийти в себя, обдумать все то, что с ней случилось.

Она находилась на первом этаже больницы, который в этот вечерний час пустовал. Медсестра за стойкой, пользуясь тем, что ее никто не видит, тихо вязала что-то из голубого мохера, Таня даже слышала едва различимый и такой мирный звук ее постукивающих спиц. Сцепленные в ряды белые металлические стулья с перфорированными сиденьями также пустовали — время приема посетителей давно закончилось.

По-хорошему, ей надо было сделать два важных звонка, первый — Игорю Николаевичу, чтобы извиниться за то, что она так надолго исчезла, и сказать, что ей надо с ним серьезно поговорить; второй — в полицию, сообщить об убийстве Оли. Тем более что она видела и само убийство, и убийцу.

Но что-то сдерживало ее, когда она представляла себе последствия. Ведь Игорю тогда надо будет рассказать все в подробностях, где она была и что с ней произошло, как она оказалась в больнице, к примеру, а это значит, что надо будет признаться в том, что она познакомилась с рожающей женщиной в салоне свадебных платьев! И даже если она обманет его и скажет, что просто на улице увидела беременную женщину, которой надо было срочно помочь, потом-то она все равно когда-нибудь проговорится про этот несчастный свадебный салон, чем выдаст себя. А что ты делала, дорогуша, в свадебном салоне, спросит, к примеру, Игорь. И что она ответит? Что примеряла там платья? А не рановато ли ты, сударыня, собралась под венец? И тогда так стыдно станет, так неловко! Он подумает еще, что она и музыкой-то занимается, чтобы поскорее выскочить за него замуж.

Ладно. Что, если напрочь вычеркнуть из своей памяти этот салон и беременную женщину с больницей и сказать, что она просто шла по улице и ее сбила машина, в которой сидела Оля? Но тогда надо будет все равно рассказать хотя бы, где именно на нее наехала машина. А это произошло неподалеку от больницы. Спрашивается, как она там оказалась? Может, она заболела? Или, что еще хуже, вдруг он подумает, что с ней стало худо после проведенной с ним ночи и ей потребовалась помощь врача-гинеколога? Вот это будет по-настоящему стыдно, потому что чувствовала она себя очень даже хорошо. И ни к какому врачу ей идти не надо было. Но и не рассказать Игорю об убийстве Оли, девушки, автомобиль которой наехал на нее, она тоже не могла — ведь ее могут искать! Везде понапичканы камеры! Ее могут вычислить. Из квартиры Оли, вернее, квартиры ее знакомой, куда она спряталась от мужа-тирана, да к тому же еще и полицейского, Таня выбежала как угорелая, и это счастье, что у нее было немного денег и она могла вызвать такси, чтобы ее отвезли в больницу за телефоном. Кому надо, тот и номер такси узнает, и водителя найдет, и про Таню у него спросит, а в больницах тоже повсюду камеры, и, возможно, сейчас ее снимают, вот как она сидит здесь, на первом этаже больницы, в полной растерянности, прижимая к груди телефон и не зная, что же ей делать.

Звонить в полицию? Да она же только что была в квартире с трупом! Полицейские — они не дураки! Возможно, найдутся свидетели наезда, машину Олину найдут, а там — следы от удара, возможно, даже кровь с Таниного колена. Проследят, куда машина отправилась, вычислят квартиру, в которую могла подняться Оля вместе с раненой сбитой девушкой, то есть с Таней, поднимутся туда, а там — подарочек. Олин труп. И повсюду ее следы. В ванной комнате, на ручках дверей. Она же вообще в постели лежала! Скажут, что Таня убила Олю, что у нее и мотив имеется, она же сбила ее, а в больницу, рядом с которой был совершен наезд, не отвезла, не оказала помощь. А тут еще и ее муженек-убийца нарисуется, станет изображать из себя убитого горем вдовца, и вот все вместе они и посадят Таню за убийство, которого она не совершала. Вот уж влипла так влипла.