Время жестких мер - Алексей Пронин

– Пашенька, я его убила… – шептала она и дрожала, как осиновый лист. – Я не хотела его убивать… но он пришел, чтобы убить меня… и так все глупо получилось…

Фантазия была какой-то странной. Кира Князева не отличалась буйством воображения, она мирно существовала в своей реальности. Стрелка не зашкаливала. Воспоминания о прошлой жизни и ложные воспоминания причудливо переплетались с действительным положением вещей, но в целом в ее мозгу царил пусть необычный, но порядок. Проклятые «витамины»! Когда же руки дойдут до этой заразы?!

– Подожди, успокойся, – бормотал он, уводя ее в спальню. – Тебе приснилось что-то страшное.

– Ничего себе приснилось, – всхлипывала она. – Я убила его своими руками… Нет, не Максима, как ты подумал? Это был кто-то другой… Щеки у него, как у хомяка, он ножом махал, прикончить меня хотел…

Он уложил ее в кровать, напоил водой. Она обняла его, начала повествовать. По ее мнению, этой ночью после крупного раздора с мужем в дом проник посторонний. Она уснула в кресле перед телевизором, проснулась, когда занервничал ангел-хранитель, услышала шум в прихожей, спряталась за креслом. Ночной пришелец проследовал в спальню, обнажил нож, там она его и подловила, когда он свесился из окна. Тело оттащила, бросила в реку, до сих пор ее колотит и конечности гудят…

Ее рассказ вполне тянул на фантазию, кабы не три «но». Во-первых, Кира действительно была измотанной – она с трудом ходила, на пальцах красовались ссадины, ноги были сбиты – ее и впрямь носило ночью по каким-то буеракам. Об этом косвенно свидетельствовал и постиранный плащ в ванной комнате, и сохнущие на подоконнике кроссовки. Но главное – и эта мысль ввергала его в прострацию – в глубине дворов в Депутатском микрорайоне (а ведь она считает, что там живет!) нет никакой речки! Имеется Каменка, но до нее изрядный крюк, и уж никак не с трупом в обнимку. А вот за Северным поселком, в обход Верещеевского парка действительно протекает «обогащенная» химией и бытовыми отходами речушка. Метров триста от барака, – еще вчера, находясь дома, он дал себе зарок, что никуда не поедет, и тут же влез в «Дубль-Гис», нашел нужный район, тупо водил мышкой по окрестностям…

– И как мне жить теперь, Пашенька? – Она по-детски морщила носик, шутила неловко. – До свадьбы не зажило, что же делать?

Он сидел, глухой, как пень, погруженный в невеселые мысли.

– Нормально будет, любимая, все образуется, – бормотал машинально.

– Нормально? – Она встряхнулась, посмотрела на него изумленными глазами. – Считаешь, все нормально? Пустяки, дело житейское, само отвалится? – Она глубоко вздохнула, прерывисто выпустила воздух. – Ладно, пойду приму витамины, может, полегчает. – Сбросила ноги с кровати.

– Конечно… – пробормотал он. Дошло, как до жирафа. – Постой. – Он вскинул голову, но Киры уже и след простыл. – Черт… – Он бросился за ней вдогонку.

Когда он вбежал на кухню, она уже выпила горсть своих пилюль, запила водой из графина. Повернула голову и посмотрела на него пустыми глазами.

– Проблемы, милый?

Он ненавидел себя. Давно пора разобраться. Да, он любил ее, он барахтался в болоте, но так не хотелось нырять в него окончательно. Куда уж проще – не задавать вопросов, резвиться в кровати, уходить, зная, что завтра можно снова приехать, и тебе обрадуются, сделают приятное…

– Не увлекайся таблетками, – буркнул он, обнимая ее за плечи.

Она засмеялась механическим смехом.

– Это просто витамины, милый. Ты ведешь себя нелепо, согласись. Тебя не беспокоит, что я прошлой ночью убила человека?

Ты никого не убивала, – едва не сорвалось с губ. Он прикусил язык. Она, похоже, перевыполнила «норму». Задышала хрипло, схватила за горлышко графин, присосалась – вода потекла по халату. Чуть не уронила, он успел подхватить. Симпатичное личико покрывала мертвецкая бледность.

– Голова закружилась, прости…

Самое время извиняться. Он взял ее на руки, отнес в спальню, положил, укрыл покрывалом.

– Отдохни.

Она посмотрела на него с благодарностью и вскоре уже спала.

Он вышел из спальни, прикрыв дверь. Прислушался к голосам из подсознания. Фон опасности сегодня умеренный. В конце концов, он мужик или тряпка? Спортзал не посещал? Он подошел к окну. Сквозь гибнущие тополя просматривалась часть дороги, искореженный фундамент барака напротив. Дворник в болоньевой курточке, таща за собой метлу, бродил вдоль цокольного возвышения. Вспомнился анекдот: дворник ходит вокруг дома, забрасывает мусор обратно в окна. Приличный здесь район, даже дворники имеются…

Протащилась парочка отбросов общества. Проехала машина – фургон землистого цвета. Он прошагал на кухню, забрался в коробку на холодильнике, отделил парочку капсул, завернул в салфетку, остальное убрал на место. Заглянул в спальню – Кира спала, подоткнув кулачок под щеку. Он прикрыл дверь и начал методично обыскивать квартиру. Киру поселили здесь не так давно. В кладовках и на антресолях скопилась уйма ненужных вещей. Но это были не ее вещи. Хрупкие елочные игрушки в заплесневелых коробках, ветхая литература: «Двадцать лет спустя» Дюма, Вальтер Скотт, Уилки Коллинз, стопка «Роман-газеты» семидесятых годов. Швейная машинка, обломки зеркал, велосипедные детали, ржавая настольная лампа. В распоряжении Киры были только бельевой шкаф, несколько предметов на кухне и в ванной, две пары потертых туфель, кроссовки, тапочки, стопка женских журналов за прошлый год, несколько художественных книг – Франсуаза Саган, Шарлотта Бронте. Никаких свидетельств, что в доме появляется кто-то еще, тем более мужчина. На гвоздике в прихожей висели ключи, из чего явствовало, что выходить из дома Кире не возбраняется. Он не нашел ни записных книжек, ни сотового телефона. Телевизор работал на метровых каналах, качество вещания оставляло желать лучшего. Городской телефон, перемотанный клейкой лентой, ютился под тумбочкой. Гудков не было. Может, отключили, а может… Она говорила, что регулярно общается с подругой Василисой. Кто такая Василиса? Выдуманный персонаж или… имеется прототип?

Отрицательный результат – тоже результат. Он на цыпочках вошел в спальню, приоткрыл окно, стал исследовать подоконник и карниз. Все в грязи и ржавчине. Он покинул квартиру, побежал вниз. Опять заморосил дождик, выгнав с улицы последних маргиналов, включая дворника. Он запахнул куртку, поднял воротник и побежал за угол. Тщательно обследовал землю под окном второго этажа. Асфальтовой обводки вокруг дома, разумеется, не было. Под фундаментом красовались проплешины глинистой почвы, жухлые островки сорняков, опавшая с тополей листва. Он сел на корточки, мысленно разбил участок возможного падения, принялся внимательно его осматривать. И… не составил точного представления. Дождь хлестал всю ночь, моросил утром, днем, следов не осталось. Даже если была кровь, ее давно смыло. Но крови, по утверждению Киры, не было – закрытый перелом шеи, мгновенная и, хочется верить, заслуженная смерть…

Он ворошил листья, скептически похмыкивал. Со стороны могло показаться, что человек потерял вчерашний день. Возможно, тут кто-то лежал, возможно, нет. Он нашел трупик мышонка, обрывок горелой газеты, несколько полусгнивших окурков. Посмотрел наверх, прикинул траекторию падения тела и того, что могло от него отделиться, сделал шаг вперед, практически забравшись под куст, разворошил листву. Вскрикнул, порезав палец. Раздвинул листву над опасным предметом, уставился на остроконечный нож с костяной рукояткой и продольным желобом на «рабочей» части. Рассматривал долго, недоверчиво, не решаясь взять в руки. Этот нож мог ничего не значить. Но больно уж свеженьким он выглядел. Игнорировать было глупо. Он извлек пакет из бокового кармана (всегда держал для хлеба и прочей мелочи), взялся за лезвие двумя пальцами, упаковал находку. Быстро осмотрелся. Вроде тихо. Дождь уже не хлестал – падал бесшумно, вкрадчиво. Бред, конечно, но все равно интересно…