Время жестких мер - Алексей Пронин

Вскоре он уже шагал по угрюмым задворкам. Такое ощущение, что в этой местности шли затяжные бои с применением артиллерии. Погреба просели, вереницы заброшенных сараев, земля изрыта – то ли снарядами, то ли бульдозером. Он ускорялся, переходил на бег. Выбежал к речушке, заваленной буреломом, бетонными плитами. Тропа петляла к берегу, он спустился в крохотную бухточку, защищенную от ветра мусорными горами. Воняло нечистотами. В погожие дни здесь, наверное, отдыхал местный люмпен – «пикники», тематические собрания, прочие пьяные радости… Он поднял ботинок, застрявший между плитами. Неплохо выглядел предмет обуви – в отличие от всего, что его окружало. Изделие явно импортное. Мощная микропора, добротная кожа, носки почти без потертостей, шнурки почему-то завязаны. Второго ботинка, сколько ни вертел он головой, не было. Трудно придумать причину, почему кто-то выбросил почти новый дорогой ботинок. Странные мысли роились в голове. Ни одной приятной. Он мрачно смотрел на находку, борясь с предчувствиями, поднял голову, уставился на бурый поток с небольшой примесью «аш-два-о»…

Дождь прервался, как по команде. Когда он выбрался на «родную» улицу Бакинских комиссаров, выглянуло солнышко. Из домов выходили люди. Знакомые старушки, постукивая палочками, добрели до лавочки, постелили резиновые коврики, сели. По проезжей части, словно вихрь, промчалась стайка цыганят – вылитая стая пираний. Знакомый опер, работавший по молодости в УВД на транспорте, как-то шутил, что если к цыганенку приделать передатчик, за час можно составить точную план-схему вокзала. Захолустье ожило, наполнялось звуками. Завизжала электропила – местный потрошитель взялся за работу. Распахнулось окно под чердаком, вылетела сломанная табуретка. В окне объявились два веселых гуся, затянули удалую песню. Вылупилась молодуха – из тех, что обожают мужские компании с серьезным отношением к алкоголизму и умением заехать даме в глаз. Повертелась, поплыла мимо Смолина. Заинтересовалась, узрев человека под деревом.

– Эй, мужчина, а как насчет сигаретки? – спросила грубо и жеманно. – Угостите даму?

Смолин показал ей пачку. Мурлыча под нос «сигарета тлеет две минуты, а у дамы время больше нету…», особа сменила направление и заструилась к дереву. Ей явно не хватало таблички на груди «Осторожно, накрашено». Смолин инстинктивно напрягся. Он не имел ничего против прекрасного пола, но придерживался мнения, что все прекрасное должно быть в меру. Дама уставилась на незнакомца с незатейливым интересом. Синяк под глазом был замазан пудрой, но все равно просвечивал.

– Скучаем, мужчина? – Она забрала предусмотрительно выбитую из пачки сигарету, потянулась за огнем.

– Отдел расследований, мэм, – строго сказал он, стрельнул адвокатским удостоверением (удачно заделанным в красные корочки).

– Ой, я так испугалась, – призналась «мэм» и хрипло загоготала.

– Дело не в страхе. – Он поспешно спрятал документ. – Вы живете в восемнадцатом доме?

– Ну и че? – Дама подбоченилась, выдвинула в качестве оборонительного редута нижнюю челюсть.

– Проводится операция, – загнул он. – Район под негласным наблюдением. В одном из близлежащих домов расположена точка по сбыту героина. Итак, вы живете в восемнадцатом доме?

– Ну и че? – слова были те же, но интонация другой.

– На каком этаже?

– На втором… Одиннадцатая хата.

– Замечательно. Состав семьи?

– Чего?

– Ладно, расслабься, красавица. – Он соорудил располагающую улыбку. – Ты просто здесь живешь, твои приметы не совпадают с приметами преступников. Я же вижу, ты приличная женщина. Но нам нужно знать, кто еще живет на втором этаже. Отец у тебя есть?

– Не-е, – дама расслабилась, заржала, как породистая лошадка. – Ветром сдуло папаху. Одни мы с мамахой остались, – аборигенка картинно завздыхала. – Старенькая она, дома сидит. Может, пройдемся, мужчина? Познакомимся с нашим светским обществом. С Ночнушкой, Плохишом, Хасьяном – отличные люди…

В залипуху про «отдел расследований» она, похоже, не поверила. Но пообщаться с «ботаном» была не прочь.

– С удовольствием, – сказал он, – но в другой раз. Расскажи, кто живет на втором этаже.

Протеканию светской беседы ничто не мешало. Вскоре он знал наизусть подноготную обитателей «бельэтажа». Публика уважаемая и достойная. В двенадцатой квартире проживает «черная вдова» Сусанна. Месяц назад похоронила мужа – бедняга был слаб здоровьем и не дотянул до развода. Внезапная смерть – защитная реакция организма на нездоровый образ жизни. Приятный был мужчина – никогда не брал чужого (все, что брал, искренне считал своим). В тринадцатой проживает угрюмый бирюк Матроскин (не погоняло, а фамилия), но ни к котам, ни к морскому флоту отношения не имеет, хотя и носит тельняшку; мрачный одноногий тип. Временами к нему приходит участковый врач Анищенко (это женщина), и они чем-то занимаются в его хоромах – при этом там царит оглушительная тишина. В четырнадцатой квартире обитает целое семейство – приличные люди. Федор Гаврилович и Анна Терентьевна, временно, к сожалению, не работающие, но очень общительные и компанейские. Анна Терентьевна недавно жаловалась на супруга – дескать, так кричит во время оргазма, что она все время просыпается. А недавно в их семье появился ребенок – поздно, пьяный и не один. Собрался что-то вынести из родительского имущества, но ему дали достойный отпор, и весь барак наслаждался отчаянным гладиаторским боем…

– Дальше, – потребовал Павел.

– Да все, пожалуй, – сморщила ум собеседница. – В девятой и десятой прошлым летом был пожар, девятая выгорела полностью, а с ней и Стасик-водопроводчик, десятая – частично, но бабку, что там жила, приютила дочь из города… Три квартиры в конце коридора точно пустуют.

– Восемнадцатая, – пришлось намекнуть открытым текстом.

Дама как-то стушевалась. Смолин насторожился. Почему бы нет? – тип, поселивший Киру в бараке, припугнул жильцов, чтобы не трогали женщину. У него и средства, и возможности, и машина страшная…

Реакция вульгарной особы частично подтвердила его подозрения.

– Да живет там какая-то, – отмахнулась она, теряя интерес к теме и собеседнику, – малохольная.

– А подробнее? – Смолин улыбнулся самой обезоруживающей улыбкой из своего арсенала.

– Ну, так это… – дама замялась, покосилась по сторонам и понизила голос. – не там ищешь, мужчина. Эта блаженная точно герыч не толкает.

– Блаженная? – нахмурился Смолин.

– С гусями она, – доверительно сообщила дама. – Точно не скажу, но ведет себя… Почти не выходит, к ней какой-то дядька приезжает. Серьезный мужик, с ним лучше не связываться. Наши и не связываются. Тихо у нее. В окне частенько мерцает. Смотрит в одну точку – часами может смотреть. Бр-рр… – Особа передернула плечами. – Иногда, вообще-то, выходит. Недавно видела ее, стояла у почтовых ящиков, вся такая бледная, растрепанная, словно не знала, куда пойти. Я ей говорю: привет, дорогая, как жизнь молодая? А она даже не глянула на меня – словно меня и не было. Я поднялась, а она за мной, прошла так тихо мимо нашей двери – и к себе, в замке ковыряться…