Инферно. Последние дни - Скотт Вестерфельд

Вот только мусор не тает, а снег не воняет так гадко.

Это было более чем странно. Мама всегда ворчала из-за того,что в нашей округе плохо убирают, но я посчитала, что на это уйдут десятилетия— всяко больше, чем я проживу на свете. До нынешнего лета мне всегда казалось,что Нью-Йорк из года в год остается одним и тем же. Однако эта часть Бруклинаменялась каждый раз, когда я сюда приезжала, — типа, как если бы кто-тоумирал у меня на глазах.

Лус всегда говорила о болезни как о чем-то, от чего страдаетне только Минерва, но и весь город — может, даже весь мир — и что являетсяпрелюдией к большому сражению. Только она никогда не объясняла, что это засражение такое. Добро против зла? Ангелы против демонов? Безумие противздравомыслия?

«Безумие против здравомыслия». Вот оно, название группы,которое подходит нам как облегающая руку перчатка.

По улице вытянулись тени раннего утра, по асфальтурассыпались пятна солнечного света, пробивающегося сквозь листья, пляшущие подветерком. Я кралась мимо гор мусора, пытаясь не вслушиваться в копошение тварейвнутри его и жалея, что обладаю Тадж-Махалом слуха. Ни одного человека не былона улице — и даже ни одной завалящей собаки. Только время от времени вспыхиваликрасным глаза котов, наблюдающих за мной с запущенных передних дворов.

Ключ от двери лежал там, где, по словам Мин, ее мама держитего, под железным скребком для чистки обуви рядом с дверью. Он был грязный ииспачкал мне пальцы красно-коричневой ржавчиной, когда я попыталась отчиститьего. Однако он гладко вошел в замок, который с негромким щелчком открылся.

Дверь распахнулась; я оказалась в обществе молчаливыхчерепов.

Я двигалась в темноте медленно и осторожно, прислушиваясь ккаждому звуку, издаваемому деревянными досками пола. По словам Минервы, ееродители ужасные сони, а о младшем брате, Максе, можно не беспокоиться. Янадеялась, что Мин уже встала и оделась, а не находится в недрах ночногокошмара, который может заставить ее вскрикнуть, когда я открою дверь.

По лестнице я тоже поднималась медленно, наступаяфехтовальными туфлями с мягкими подошвами на боковые края ступеней, а не насередину, которая скорее заскрипела бы. Еще ребенком я как-то проснуласьпосреди ночи и принялась по очереди нажимать на все клавиши нашего детскогорояля, причем делала это так осторожно, что молоточки не касались струн, и ниодна из них не издала ни звука. Тот, кто способен на такое, может делатьмногое, не разбудив взрослых.

Дом вокруг меня потрескивал и поскрипывал, словнонуждающийся в настройке огромный старый инструмент. Я прошла мимо всех этихстранным образом украшенных распятий, мимо комнаты родителей Мин — медленные,осторожные шаги несли меня все ближе к ее двери. Глядя на запирающий ее тяжелыйскользящий засов, я внезапно испытала острое нежелание прикасаться к вырезаннымна нем символам: кошачьи глаза и сороконожки, черви на длинных, тонких ножках ис глазами и, конечно, снова черепа.

Сглотнув, когда пальцы сжали холодный металл, я медленноотодвинула засов, открыла дверь и проскользнула внутрь.

Минерва все еще под одеялом, все еще спит.

— Мин! — прошептала я.

И тут на шею сзади легла холодная рука.

МИНЕРВА

Перл вся блестела и пахла страхом. В глазах у нее вспыхивалимолнии — как у Зомби, если с силой скрести его против шерсти.

Она что-то бессвязно залопотала, и я приложила палец кгубам.

— Тс-с-с, Перл. Нельзя разбудить Максвелла.

— Господи, Мин! — прошипела она. — Ты такнапугала меня, что я чуть не обделалась!

Я захихикала. Я хихикала уже полчаса, ожидая в углу ирассчитывая заставить ее подскочить. Это первое, чему болезнь научила меня:пугать людей забавно.

— Посмотри! — Я кивнула на изображающий менясверток на постели. — Срабатывает, точно магия.

— Да, потрясающе.

Отдышавшись, Перл оглядела меня сверху донизу, все ещеполыхая глазами. Я надела черное платье для коктейлей и темные очки — наряд,более подходящий для субботнего вечера, чем для воскресного утра. Но этоощущалось просто фантастически — надеть нормальную одежду после всех этихмесяцев в пижаме. Платье плотно облегало меня, обнимало меня. Четыре самыхтолстых ожерелья перепутались на груди, ногти были выкрашены черным.

Я потрясла головой, заставив зазвенеть серьги.

— Здорово, — прошептала она. — Смесьегипетской принцессы и готики.

Я показала ей язык и подозвала Зомби. Он резво подбежал ипрыгнул мне на руки.

— Пошли. Я хочу делать музыку.

Перл вытаращилась на меня, все еще испуганная.

— Не можешь же ты взять на репетицию кота, Мин!

— Знаю, глупая. — Я снова захихикала, поглаживаяголову Зомби. — Он просто выйдет порезвиться.

Она нахмурилась.

— Но Лус говорит, что он не должен выходить наружу.

— Нельзя оставлять бедняжку Зомби здесь одного. Онпочувствует себя таким несчастным. — Я надула губы, глядя ей вглаза. — Что, если он станет скрестись в дверь и выть? Может разбудитьпапу.

Перл сдвинула очки на переносицу; она всегда так делает,когда чувствует себя боссом.

— Лус с ума сойдет, если увидит его снаружи.

— Лус плохо относится к Зомби.

Я подтянула его еще ближе к себе и поцеловала в маленькийтреугольный лобик.

— Она будет еще хуже относиться ко мне, еслидогадается, что это я увезла тебя в Манхэттен.

— Не догадается. Все будет в порядке, Перл, мы подберемего, когда вернемся. — Я улыбнулась. — Он приходит на зов мамочки.

У нее перехватило дыхание. В последнее время зубы у менястали остроконечные. Некоторые изменения продолжают происходить, чем бы Лус нипичкала меня, чтобы остановить их.

— Просто удивительно, почему это безумие избавления отвсего не затронуло Зомби, — пробормотала Перл. — Ты избавилась отсвоего бой-френда, от своей группы, от своего фотличного немецкого стерео и отменя — но не от этого глупого кота.

— Он не глупый.

Я развернула Зомби и заглянула ему в глаза. Он понимает.Многое понимает. Перл вытащила свой сотовый.

— Дерьмо, уже больше восьми тридцати. Как думаешь,нельзя тут поймать такси воскресным утром?

— Нигде нет такси. Папа говорит, что они больше невозят его с работы домой.

Перл выругалась себе под нос и закрыла глаза.

— Придется вызвать Элвиса, а иначе мы опоздаем. —Она посмотрела на меня, вся из себя такая серьезная. — Можешь вести себянормально в его присутствии?