Клинический случай - Карл Хайасен
Шрифт:
Интервал:
Так уж у нас тут заведено. Как только появляется шанс, что статья пойдет на первую полосу, материал у меня отбирают. И все равно я ни разу не счел за труд напечатать свою собственную подпись жирным шрифтом:
Джек Таггер,
штатный журналист
Чтобы стереть мое имя из статьи, Эмме сначала придется выделить его в тексте. Мне нравится думать, что эта рутинная операция наполняет ее душу стыдом, но кто знает.
Ей даны четкие указания. Она знает про мой конфликт с Рэйсом Мэггадом III; все в газете знают.
То, что я все никак не увольняюсь, должно быть, раздражает Эмму – за исключением, конечно, тех редких дней, когда ей требуется первоклассный автор некрологов, как в случае с Макартуром Полком. Одна жалкая ошибка, одна опечатка, одна корявая фраза – и прощай Эммина карьера; так, по крайней мере, она думает. Она как-то поделилась со мной, что Старина Полк – это что-то вроде бога. Он и есть газета.
И все равно в приступе жадности продал ее язычникам с Уолл-стрит, напомнил я Эмме. Она поежилась и приложила палец к губам.
Каждое утро она спрашивает меня, как там некролог старикана, и каждое утро я отвечаю, что еще не начинал – и она, естественно, бесится. Сегодня я еще даже не успел вылезти из кровати, а телефон уже трезвонит.
– Джек, это Эмма.
– Доброе утро, солнце мое.
– Мистеру Полку стало хуже, – информирует она.
– Мне тоже. Надо же, какое совпадение.
– Я не шучу.
– Я тоже. Я подхватил какой-то желудочный вирус, – говорю я, – и боюсь, не смогу сегодня прийти.
Долгая пауза – Эмма пытается совладать с охватившими ее противоречивыми чувствами. Она, конечно, рада насладиться мирным – вследствие моего отсутствия – утром, но я ей нужен.
– Ты вызывал врача? – спрашивает она.
– Вызову, как только выну голову из унитаза. Обещаю.
Отвратительная картина заставляет Эмму замолчать еще на некоторое время.
– Я тебе перезвоню, – говорю я.
– Джек, подожди.
Тут я издаю стон, достойный жертвы дизентерии в запущенной форме.
– Они там в «Милосердии» подключили Старину Полка к аппарату, – лепечет Эмма. – Они говорят, сердце и легкие могут отказать в любой момент.
– К какому аппарату?
– Господи боже мой, откуда я-то знаю?
– Эмма, сколько ему уже? Девяносто пять, девяносто шесть? – Я представляю, как она кипит от негодования: думает, я даже не в курсе, сколько лет старику.
Она сухо роняет:
– Восемьдесят восемь.
Столько же было Орвиллу Реденбахеру,[29]когда он умер!
– А сколько очередной миссис Полк? – спрашиваю я. – Тридцать шесть, если не ошибаюсь?
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что старик не помрет в «Милосердии» с трубкой в члене. Он умрет дома, в постели, с блаженной ухмылкой на лице и банкой «виагры» на тумбочке. Поверь мне.
На это Эмма холодно заявляет:
– Похоже, ты не так уж и болен, Джек.
– Да если бы ты только знала, как мне паршиво! Но лучше я избавлю тебя от ужасных подробностей.
– Ты появишься на работе завтра?
– Не рассчитывай на это, – советую я. – Все, меня ждет фаянсовый друг!
Церковь Св. Стефана – это ультрамодное здание на берегу океана. Я приезжаю заранее, вхожу внутрь и сажусь на скамью у двери. В первом ряду я замечаю белокурую голову – либо это Клио Рио, либо Джонни Уинтер[30]в женском платье. А в центре помоста на покрытом бархатом столе возвышается красный «стратокастер» и небольшая бронзовая урна.
Я насчитываю пять телеканалов, в том числе «Ви-эйч-1»; телевизионщики бесцельно слоняются меж исповедален. Это самое разношерстное сборище скорбящих, которое мне доводилось видеть: обожженные солнцем портовые крысы и матерые морские волки; бледные, утыканные пирсингом любители ночной жизни, слишком молодые, чтобы быть фанатами «Блудливых Юнцов»; лохматые седеющие рокеры, осколки доисторических групп, таких как «Стикс» или «Супертрэмп»;[31]никому не известные, слегка обдолбанные студийные музыканты в черных джинсах и с дрянными татуировками; и то тут, то там красивые одинокие девушки в темных очках – очевидно, поклонницы и бывшие любовницы Джимми Стомы. Но я не вижу Дженет Траш: может, Клио просила ее не приходить, а может, Дженет сочла, что ей будет неуютно среди всей этой толпы. А еще здесь нет высокого парня с огненной шевелюрой – ну, того, что я встретил у лифта. Странно: если он их общий приятель, почему не пришел на похороны?
Церковь уже почти полна, когда начинают съезжаться знаменитости: братья Ван Хален, бешеный ударник Рэй Купер, Джоан Джетт, Кортни Лав, Тина Мари, Зигги Марли, Майкл Пени и рыжеволосая красотка то ли из «Бэнглз», то ли из «Гоу-Гоуз»,[32]так сразу и не вспомню. Зрелище, скажу я вам, колоритное; телевизионщики носятся туда-сюда, как мартышки под спидами.
Последними в церкви Св. Стефана появляются дожившие до сегодня бывшие «Блудливые Юнцы»: басисты Дэн-ни Гитт и Тито Неграпонте, а также клавишник и приятель Джимми по дайвингу Джей Берне (в последнее время он стал похож на Ньюта Гингрича[33]с «конским хвостом»). Не хватает только известного угрюмца, ведущего гитариста группы Питера П. Пруста – три года назад он был смертельно ранен в заварушке с Санта– Клаусом на Лексингтон-авеню на Манхэттене. Что же касается барабанщика, то у «Блудливых Юнцов» их сменилось не меньше дюжины и, как писали в музыкальных журналах, ни один не ушел без скандала.
Джей Берне и оба басиста бредут вдоль скамей вперед, где их поджидает Клио Рио. Я оглядываю толпу и вдруг понимаю, что церемония и не пахнет похоронами человека, который порвал с шоу-бизнесом. Церковь забита музыкантами до отказа и насквозь пропиталась запахом марихуаны.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!