Две линии судьбы. Когда остановится сердце - Анна Данилова

— Я поняла. Да. С чего же начать… Понимаете, Сонечка была сиротой. Круглой. Она была ребенком и вместе с родителями и сестрой отправилась в санаторий на Волге. Так случилось, что ее родители и сестра утонули. И ее воспитывала бабушка, моя мама. Я в это время жила далеко от них, в Сургуте. С мамой у меня отношения не сложились потому, что я подростком сбежала из дома с одним проходимцем. И мама обратно меня не приняла. Не смогла простить меня до самой смерти. Наша семья была приличной, и такие выходки считались позором. У меня же личная жизнь не сложилась, здоровье вообще разладилось, у меня больные суставы…

— А ваше лицо… Что с ним?

— Поскольку у меня артрит, мне приходится часто бывать в больницах и тоже санаториях. Словом, в одном из санаториев под Сургутом случился пожар, я хотела спасти одного пациента. Да что уж там! Одного мужчину, который мне очень нравился. Но его я не спасла, а саму себя изуродовала… Хотела сделать себе операцию по восстановлению кожи, но не успела. А сейчас мне и вовсе не до того.

— Когда вы уехали из Сургута?

— Приблизительно год тому назад.

— Насовсем?

— Да. Что-то так страшно стало мне жить одной! Да и Сонечке было одиноко здесь после смерти бабушки. Конечно, я не рассчитывала, что она меня хорошо примет. Кто я ей? Сестра ее погибшей матери, женщина, которую она смутно помнила. Но я и не собиралась ей навязываться. У меня был такой план. Вот, думаю, приеду к Сонечке, а если она меня не примет, куплю жилье и обоснуюсь здесь. Поближе к ней. А потом все равно приду к ней, скажу, что она всегда может на меня рассчитывать.

— Понятно. Что случилось потом?

— Да ничего. Соня очень хорошо меня встретила, сказала, что у нее сейчас такая полоса в жизни, когда ей просто необходимо, чтобы в доме был кто-то родной. Что она устала от одиночества.

— У нее был мужчина? Любовник? Жених? Друг?

— Да не было у нее никого! Одно время она встречалась с парнем, но он предпочел ей дочку своего хозяина. Словом, выбрал богатую невесту.

— Но и Соню тоже трудно назвать бедной. Я сужу исключительно по обстановке квартиры. Здесь много дорогих вещей, антиквариата и прочего.

— Соня, чтобы доказать Андрею, что и она чего-то стоит, занялась бизнесом. У нее два ювелирных магазина.

— Вот как? И на какие же средства она открыла свое дело?

— Точно не знаю, но, по-моему, она продала одну золотую старинную вещицу. Мне неудобно было ее расспрашивать. Но кредиты она точно не брала.

— Интересно, сколько стоила эта вещица? — Лиза задумалась. — И много у нее таких вещиц?

— Думаю, все, что у нее были, она продала. Иначе, ну в самом деле, как бы она сумела открыть такие магазины, да еще в самом центре города?

— И что? Как отреагировал этот ее… Андрей на то, что она разбогатела?

— Да никак, — презрительно фыркнула Валентина. — Приворожила его эта Верка, что ли? Не знаю.

— Валентина, пожалуйста, запишите вот сюда, в мой блокнот, как зовут этого парня, где он работает, номера его телефонов, если вы их знаете.

Она смотрела, как Валентина тщательным образом переписывает из записной книжки племянницы все данные Андрея. Смотрела и думала: кому же теперь достанется эта огромная квартира и все скрытые в невидимых тайниках сокровища? А потом спросила об этом Валентину, прямо в лоб.

— Я поняла вопрос, — Валентина кивнула головой и вздохнула. — Я не очень-то хорошо разбираюсь в законах, знаю, что я дальняя родственница и что мне, вероятно, ничего не достанется. А если достанется, то все подумают, будто это я отравила Сонечку. Поэтому я сразу же, да уже завтра, пойду, куда надо — в милицию ли, к нотариусу — и напишу заявление об отказе от наследства. У меня будет только одна просьба. Пока не разыщется кто-нибудь еще из нашей родни (правда, пока что в голову мне никто не приходит, да у нас вроде и нет никого в живых), я бы хотела пожить здесь. Клянусь, что я ничего не трону. Но и разбазарить все добро я тоже не позволю.

— Знаете, Валентина, я вас поняла. Но мы еще вернемся к этому разговору.

— Я понимаю, это звучит, быть может, глупо, но я уже твердо решила, что откажусь от всего. Хоть бы кто-нибудь из наших нашелся! Можно поехать в нашу деревню, откуда мы, Козельские, родом, поспрашивать, поискать. Какие-нибудь двоюродные сестры или братья у Сонечки, может, и имеются, о ком я не знаю. Говорю же, я далеко от них жила, не уверена, что они вообще обо мне помнят.

— Ну, не торопитесь отказываться от наследства. Не горячитесь. Давайте продолжим нашу беседу. Расскажите мне, как жила Соня в последнее время? Чем она увлекалась? С кем встречалась? Может, ей звонил кто-то, угрожал? Или она письмо какое-то получила?

— Не знаю. Ничего такого особенного не припоминаю. Жила она очень просто. Много работала. Утром рано уезжала к себе в магазин и возвращалась домой поздно. Я, как могла, помогала ей с хозяйством, но, признаться, жила здесь не как служанка, а как королева, на всем готовом. Она не позволяла мне тратить деньги, которые я привезла из Сургута. Повторяла постоянно, что они мне пригодятся и что жизнь — штука сложная и непредсказуемая. Господи, кто бы мог подумать, что такое случится?! Вы спрашиваете, не произошло ли что-то такое, на что я обратила бы внимание? Знаете, в последнее время она часто плакала по ночам. И я знаю причину ее душевной болезни…

— Душевной болезни, вы говорите? Соня была больна? — насторожилась Лиза.

— Да нет, просто я так выразилась. Я же говорила — у нее был парень, Андрей. Так вот, я-то все надеялась, что она его забудет со временем. Да и со мной она вела себя так, словно уже забыла его. Старалась лишний раз не упоминать его имя. Но я понимала, что она сохнет по нему. И терзает себя тем, что иногда следит за ними, за этой парочкой — Андреем и его невестой, Верой Клец.

— Как вы сказали — Клец? Я знаю одного Клеца, крупного бизнесмена.

— Михаил Клец — отец Веры.

— Понятно. И что? Она так сильно переживала, что ночами не спала и плакала?

— Да… Но как тут поможешь? Никакие слова не действовали. Они тихо страдала и плакала в подушку, бедняжка. А у меня просто сердце разрывалось!

— А Андрей знал, что она так переживает, так тяжело переносит их разрыв?

— Думаю, знал. И знаете, почему? Да потому, что… ну не мог он, точнее — они, с Верой этой, просто не могли не заметить, что Соня за ними следит. Вы представляете себе, как она унижалась?! Вечерами делала вид, что куда-то собирается, красилась, наряжалась и отправлялась туда, где, по ее предположениям, могли находиться эти двое. Эти прогулки изводили ее, я знаю, но… — Валентина развела руками и тяжело вздохнула, а потом вдруг, вероятно вспомнив, что ее племянницы уже нет в живых, закрыла рот рукой и горько заплакала. — Но что я могла поделать?!

— У меня к вам, Валентина, один вопрос… — вмешался молчавший до этого момента Дмитрий Гурьев. Лиза посмотрела на него с благодарностью. До этого момента ей казалось, что он своим молчанием как бы провоцирует ее на то, чтобы она отказалась от этого дела. Он одним своим присутствием почему-то вызывал в ней чувство вины. Словно она не вовремя, некстати решила заняться расследованием. — Скажите, она обращалась, быть может, к психиатру? К психологу? Словом, к специалисту, который помог бы ей справиться с депрессией?