Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века - Николай Воскресенский

Из Германии были заимствованы названия придворных чинов и должностей. Штат и названия придворных чинов по немецкому образцу были установлены в России после брака царевича Алексея Петровича с немецкой принцессой Шарлоттой Брауншвейг-Вольфенбюттельской при ее дворе. Впоследствии, при выработке русской Табели о рангах, в комиссии были собраны весьма полно прусские табели: «Курфюршский бранденбургский дворцовый регламент, принадлежащий до должности обер-маршала», «Королевское прусское учреждение 1705 года», «Прусский регламент 1713 года» и другие[1574]. Как можно видеть из черновых бумаг, при установлении русских придворных чинов и введении их в русскую Табель старинные русские должности, существовавшие до того времени при московском дворе, были попросту обозначены немецкими названиями, например: дворецкий с путем – обер-маршал, постельничий – обер-камергер, стряпчий – гофмейстер, чашник – обер-мундшенк и т. п.[1575]

Среди придворных чинов прусского двора обращают на себя внимание исследователя две должности, названия которых были взяты Петром для обозначения русских должностных лиц, выделенных им из придворного ведомства и введенных в круг служащих по общему гражданскому управлению. Такими должностными лицами были герольдмейстер и рекетмейстер. Для них по указанию Петра и с его участием были выработаны специальные инструкции, в которых им были определены функции, совершенно отличные от тех, каковыми были наделены их немецкие коллеги. А именно прусский герольдмейстер, в ранге генерал-майора, по прусской инструкции выполнял следующие обязанности: а) имел наблюдение, чтоб королевский герб «в пристойной фигуре» содержался; б) разыскивал гербы, дабы никто не имел достоинства выше [королевского]; в) держал полный реестр [родословную книгу] – во всех генеалогиях, штаммах (родословное древо) и гербах и т. д.[1576] Определяя функции русского герольдмейстера, Петр собственной рукой начертал его обязанности и, как всегда, остался великим русским законодателем, независимым от иностранного источника, в данном случае прусского. Он установил в пункте 1 его [герольдмейстерской] инструкции[1577]: «Повинен во всем государстве всех дворян списки иметь: а) кто у дел, у каких и где; б) кто без дела» и т. д. «Он повинен, – обязывает его Петр, – ныне смотреть всех, которые кроются в домах или под именем малых дел по городам, и оных сыскивать, не маня никому» (пункт 3). Главнейшей и не терпящей отлагательства его [герольдмейстера] обязанностью оказывается по инструкции Петра следующее: «И понеже у нас еще учения не гораздо вкоренились, також и в гражданских делах, а особливо в экономических делах, почитай, ничего нет, того ради, пока академии исправятся, чтоб краткую школу сделать и ему вручить» (пункт 2). Что же касается основных обязанностей герольдмейстера по прусским законам, то русский законодатель, предостерегая всегда своих сотрудников, «чтобы сути не проронить», сам «проронил» эту немецкую суть – и как еще! – но, конечно, вполне сознательно. Он установил: «Потом, что до его дела касается, о гербах и протчее, внесть и исправлять по возможности, которое на нем не так скоро и совершенно спрошено будет, как вышеписанные 3 пункты»[1578].

Также по-своему, придавая своеобразные черты и устанавливая специальные задания, Петр построил должность рекетмейстера в его инструкции и в дополнительных указах к ней[1579]. По русскому закону оказалось, что этот чин имел обязанности далеко не придворные: «Должен рекетмейстер особливое осмотрение иметь на челобитчиков тех, которые будут жалобы приносить на кого в том, что в сыскивании руд или в заводе каких заводов или манифактур обиды, налоги или препятствования чинят»[1580].

Рекетмейстер по замыслу и по законам Петра являлся органом, подчиненным непосредственно верховной власти, установленным для надзора за деятельностью административных и судебных властей при выполнении ими их обязанностей и для контроля, осуществляемого по жалобам на них частных лиц, челобитчиков. Приводя в одном из указов различные формы, в каких могли выражаться преступления административных и судебных органов и должностных лиц, Петр с полным знанием дела и с сохранением своеобразия языка того времени вскрывает их: «…по страсти посяжкою, маною или мотчанием и проволочкою» – и обязывает рекетмейстера при обнаружении подобных преступлений «с такими челобитчиками явиться нам, и донесть, и челобитчиков представить»[1581].

Как видно, и при выработке должностей с немецкими названиями законодатель также заимствовал больше термины, сущность же всякой должности устанавливал в зависимости от тех задач и целей, которые ставил себе в то время. Отмечаем эту черту в правотворчестве Петра как общую для всего его законодательства и в то же время характерную, принципиальную.

Если русский исследователь с равнодушием, а может быть, даже с досадой отмечает влияние прусских табелей о рангах на установление русских придворных чинов и порядков – как бесполезное и даже вредное, имевшее своим последствием отрыв русского двора в императорский период от национальной почвы и отчуждение [двора] от народа и его быта, то в другой области это влияние было далеко не бесплодным. Мы имеем в виду установление [прусских] порядков и использование в связи с ними немецких названий должностных лиц в горном деле. Если в первом случае заимствование немецких названий должностных лиц, собственно без всяких оснований, вытеснило существовавшие до того времени национальные названия и порядки, то в последнем случае, в горном деле, русские порядки складывались под немецким руководством и по немецким образцам и поэтому имели основания носить соответствующие иноземные названия.

Как известно, начало горному делу в России на европейский лад было положено в тридцатых годах XVII века, главным образом голландцами, Виниусом, Акемой, Марселисом, Бутенантом фон Розенбушем и другими. Из переписки конца XVII века сына первого из названных заводчиков, русского дьяка А. А. Виниуса, с молодым царем Петром видно, как нуждались Россия и русские руководители горного ведомства в то время в знающих людях для надлежащей постановки горнозаводского дела. «В странах, идеже заводы железные, и серебряные, и прочие, мню, ваше господство проездом будете, – писал Виниус из России царю в Голландию, – и, сему случившись, молю, чтоб изволили показать старым и знающим мастерам тот магнит, что я вашему господству поднес»[1582]. «Жатва у нас железу есть, а делателей нет», – докучал тот же дьяк Петру в августе 1697 года[1583]. Россия тогда действительно нуждалась больше всего «в рудосыскных и плавильных» мастерах. Петр так же хорошо понимал эту нужду, как и его рачительный дьяк, поэтому привез с собой из-за границы, наряду с другими мастерами, славных потом в истории русской промышленности специалистов – Вилима Геннинга и Корнелия Ивановича Крейса. После начала Северной войны от союзника Петра, курфюрста Саксонского, через генерала Карловича были «высланы к Москве» для работы в России рудокопные мастера, которые принесли с собою свои приемы добывания руды и выплавки металлов. Вместе с ними появились в России, естественно, и немецкие названия, например «бергмейстер», «штейгер», «маркшейдер» и другие. В 1701 году рудокопный офицер Я. Ф. Блиер[1584] вместе с агентом царя Иваном Петрушевым[1585] были посланы в Саксонию для приглашения оттуда горных мастеров. В том же году они наняли четырех человек – иноземных специалистов. В следующих, 1702 и 1704 годах, также в Саксонию были посланы «для науки рудосыскных же дел и учения немецкого и латинского языков учеников 10 человек». Из них вернулись в Москву только три человека, а про остальных они сказывали: «…иные стали в солдаты[1586], иные живут самоволно, а одного задавило землею»[1587].