На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг
Шрифт:
Интервал:
Совершив все необходимые рокировки, я приходил к абсолютно четкому выводу: навещавшие нас юные раввины выглядели в точности так же, как среднестатистические «русские» американцы с Брайтон-Бич или любого другого района Нью-Йорка.
И наоборот.
Абсолютно тот же взгляд печальных глаз, те же черты лица, та же комплекция. От перестановки мест слагаемых сумма не меняется. Просто злой волшебник превратил прекрасных лебедей в гадких утят.
Шутка.
На самом деле я сильно уважал навещавшую нас хасидскую молодежь. Уезжавшую от семей и насиженных синагожек в далекую тьмутаракань Форта-Фикс, в весьма сомнительную компанию слаборелигиозных антиобщественных элементов, которых они пытались наставить на путь истинный. Или хотя бы вывести на разговор по душам.
Альтруистичные эмиссары настойчиво выполняли духовные заветы своего мессии – Любавичского ребе и Короля Мошиаха Менахема Менделя Шнеерсона, чью усыпальницу в Квинсе я навестил за два дня до ухода в тюрьму.
Главный хасидский хасид завещал своим последователям по всему миру дотягиваться до каждого еврейского узника и не оставлять их в беде. «Никто не забыт и ничто не забыто!»
Мудрый седовласый старец в такой же широкополой черной шляпе, как и у наших великодушных визитеров, смотрел на меня с двери моего металлического шифоньера. Добрый дедушка продолжал учить меня уму-разуму: «Лева, я тебе завидую! Когда человек проходит через испытания, он поднимается на высочайшую духовную ступень. У меня не было такой проверки, как у тебя, и именно поэтому я тебе завидую. Это тяжелый путь, но я уверен, что ты найдешь силы, чтобы выдержать все испытания».
Слова ребе могли встряхнуть любого, тем более такого религиозного слабака, как Лева Трахтенберг. Чего уж там говорить о более-менее правоверных и более-менее целеустремленных иудеях?
Миссионеры из «Алефа» были типичными представителями движения хасидизм. Уроженцы Российской империи и основоположники жизнерадостного учения ребе Исраэль Баал-Шем-Тов и ребе Шнеер-Залман наставляли: «Все в мире управляется божественным провидением. Случайностей не бывает. Все происходит с определенной целью, которую мы не всегда сразу видим».
Установки еврейских авторитетов совпадали с моей моделью жизнеустройства. Хасиды думали, как я, а я думал, как хасиды… Среди прочих молитв, распеваемых нами по пятницам в «Jewish Room»[602], я выделял один из самых жизнеутверждающих псалмов Давида. «… Господь – пастырь мой! Ни в чем не будет у меня недостатка! На роскошных лугах даст мне отдохнуть, будет приводить меня к спокойным водам… Душу мою успокоит он… Даже если буду я проходить ущельем в могильной тьме, не устрашусь зла, ибо ты со мной! Накроешь ты предо мною стол на виду у врагов моих; умаслишь голову мою елеем; полной будет чаша моя. Пусть лишь любовь и добро сопровождают меня во все дни жизни моей!..»
А еще мне ну очень сильно нравилось восхваление «Амида». Там и про нас, зэков, словечко замолвили: «Благословен ты, Господь, Бог наш и Бог отцов наших, Бог Авраама, Бог Ицхака и Бог Яакова. Бог великий, могучий и грозный, питающий по доброте своей живых, по великому милосердию возвращающих мертвых к жизни, поддерживающий падающих, исцеляющий больных и ОСВОБОЖДАЮЩИЙ УЗНИКОВ… Кто подобен тебе, Всесильный?!»
Или вот эта молитва. Прикладная и очень полезная: «Не бойся внезапно возникшей угрозы, прихода злодеев, несущих гибель! Готовьте заговоры – они будут сорваны! Сговаривайтесь между собой – ничего у вас не выйдет. Ведь с нами Бог!»
Очень жалко, что я этого не знал, когда горевал и кручинился тысячу и одну ночь домашнего ареста. Не занимался бы фигней и не боролся понапрасну с ветряными мельницами.
Хорошая мысля приходит опосля…
Тем не менее за годы заключения я так и не смог превратиться в верующего человека. До праведного образа жизни (или хотя бы мыслей) мне, ультра-ультра-ультрареформированному иудею, было ох как далеко… К тому же я не был обрезан, да и мама у меня была наполовину русской, что тоже не совсем кошерно. Толерантен к прочим религиям (и не только к религиям). Принимал Новый Завет и Джисуса Крайста. Бывший комсомолец получил «пятерку» по научному атеизму. Критичен не по делу. И вообще в моем шкафу прятался не один, а целое скопище разновеликих скелетов. Минимум – по одному на каждую букву алфавита. «А» – авантюрный (раз и навсегда); «Б» – болтливый (сами видите); «В» – взвинченный от жизни такой; «Г» – гордый (несмотря на все); «Д» – дрянной (в глазах общества)…
И так далее, и тому подобное…
Хотя я и был агностиком, но все равно – тянущимся к свету. К тому же, из всех «русских» сидельцев только я один и ходил в тюремную синагогу каждый Божий шабес[603]. Как чрезвычайный и полномочный посол русскоговорящей общины. На свободе о таком фанатизме мне и не мечталось. До тюрьмы в иудейских «субботниках» я не участвовал. Только читал. У Шолом-Алейхема, Менделе Мойхер Сфорима, Исаака Лейбуша Переца. Это то, что очень редко издавалось в Союзе. А здесь, за океаном – у Айзика Башевица – Зингера, Хаима Потока, Амоса Оза, Леона Уриса. И прочая, и прочая, и прочая.
Наверное, поэтому, когда я сидел за большим 12-местным столом в еврейской комнате, меня периодически прошибала какая-то искорка. Божья – не божья, но пронзительная. Особенно когда я, облаченный в бело-голубой талес, присоединялся к хору, исполняющему молитву тысячелетней давности. Или когда задумывался о вечном и о смысле жизни. Или когда, закрыв глаза правой рукой, читал главную еврейскую молитву «Шма, Исраэль», то есть «Слушай, Израиль». Когда меня окружали братья по разуму. Но не русскоязычные.
Выходцы из советского-постсоветского пространства, как правило, еженедельные еврейские толковища манкировали. Прикрывались любыми отговорками. От «если подарков не будет, не приду» до «не буду сидеть за одним столом с педофилами…».
«Suum Quique», каждому – свое…
Поначалу меня тоже напрягло, когда я узнал, что один из благообразных и аккуратненьких дедушек-еврейцев попал в Форт-Фикс по нехорошей статье.
Седина в бороду… Вступил в «сайбер»-переписку с 15-летней отроковицей… Сальности всякие наговорил… Картинки с фотками понаприсылал… Ну и все в том же духе…
«Духовно» пообщался.
Каково же было удивление виртуального секс-гиганта, когда однажды рано поутру в его тихую обитель ввалился полицейский эскадрон. Оказалось, что бывший школьный учитель музыки переписывался не с девицей-красавицей, а со спецагентом ФБР из «Отдела по борьбе с преступлениями на сексуальной почве». За фривольное общение во Всемирной паутине и хранение на жестком диске домашнего компьютера подростковой порнографии наш чувственный герой получил семерик. Семь лет тюрьмы общего режима, «low»[604] по американской классификации. Чтоб неповадно было. Плюс почетное звание «сексуальный хищник» с обязательной регистрацией и уведомлением соседей. На всю оставшуюся жизнь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!