Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Естественно, любой, кто каждый час и каждый день произносил такие речи, как Кун, попадал в серьёзные неприятности с властями. Пекин как столица и крупнейший промышленный город, не пострадавший в Долгой Войне по сравнению со многими другими городами, содержал множество подразделений армейской полиции, а стены города позволяли запирать ворота и проводить квартальные обыски. В конце концов, это было сердце империи. Они могли приказать стереть с лица земли целый квартал, если бы захотели, и не раз этим пользовались; трущобы и даже законно разрешённые районы сровняли с землёй бульдозерами и перестроили в соответствии со стандартным планом строительства рабочих кварталов, чтобы избавить город от недовольных. Такой сорвиголова, как Кун, считался источником неприятностей. И вот в 31 году, когда ему было около семнадцати, а Бао – пятнадцать, он уехал из Пекина в южные провинции, чтобы донести послание до масс, как делал до него Чжу Исао и все подобные ему фигуры. Бао последовал за ним. Перед отъездом он взял с собой сумку с парой шёлковых носков, синие суконные туфли с кожаными подошвами, ватную куртку, старую куртку на подкладке, пару брюк на подкладке, пару брюк без подкладки, полотенце для рук, пару бамбуковых палочек для еды, эмалированную чашку, зубную щётку и экземпляр «Анализа китайского колониализма» Чжу.

Следующие годы пролетели незаметно, и Бао многое узнал о жизни и людях, а также о своём друге Куне Цзяньго. Беспорядки 33 года переросли в полномасштабное восстание против Пятого военного собрания, которое, в свою очередь, переросло во всеобщую гражданскую войну. Армия пыталась удержать контроль над городами, революционеры рассеялись по деревням и полям. Там они жили по своду правил, став любимцами фермеров, прилагая огромные усилия для защиты их самих, их урожая и животных, не экспроприируя их имущество или их пищу, предпочитая голод краже у тех же людей, которых они поклялись освободить.

Каждое сражение в этой странной рассеянной войне имело жуткое свойство: оно казалось бесконечной чередой убийств гражданских лиц в их собственной одежде, без униформы или полноценных больших сражений. Мужчины, женщины и дети, фермеры в поле, лавочники в дверях своих магазинчиков, животные – армия была беспощадна. И всё же это продолжалось.

Кун стал видным лидером в Военно-революционном колледже в Аннане, штаб-квартира которого располагалась глубоко в ущелье Брахмапутры, но его идеи распространились по всем подразделениям революционных сил, а профессора и советники делали всё возможное, чтобы каждая встреча с врагом стала своего рода уроком в полевых условиях. Вскоре Кун возглавил эти усилия, особенно когда дело дошло до борьбы за городские и прибрежные рабочие подразделения; он был бесконечным источником идей и энергии.

Пятое военное собрание в итоге отказалось от централизованного правительства и распалось на множество военачальников. Это была победа, но теперь каждый военачальник и его личная армия должны были быть побеждены по одному. Борьба шла неравномерно от провинции к провинции, засада здесь, мост там. Часто Кун становился мишенью покушений, и, естественно, Бао как его товарищ и помощник тоже подвергался этой опасности. Бао хотел отомстить покушавшимся на него убийцам, но Кун был невозмутим:

– Это не имеет значения, – говорил он. – Мы всё равно умрём.

Он отнёсся к этому факту гораздо веселее, чем кто-либо из знакомых Бао.

Лишь однажды Бао увидел, что Кун всерьёз разозлился, и даже это было странно, учитывая ситуацию. Это случилось, когда один из их собственных офицеров, некто Си Фанди («Против Империализма»), был осуждён очевидцами за изнасилование и убийство женщины-заключённой, находившейся у него на содержании. Си вышел из тюрьмы, где его держали, и закричал:

– Не убивайте меня! Я не сделал ничего плохого! Мои люди знают, что я пытался защитить их, погибшая разбойница была одной из самых жестоких в Сычуане! Этот суд несправедлив!

Кун появился из кладовой, где спал в ту ночь.

– Командир, сжальтесь, – сказал Си. – Не убивайте меня!

– Си Фанди, – сказал Кун, – не говори больше ничего. Когда человек делает что-то насколько ужасное, как ты сейчас, и ему пора умирать, он должен заткнуться и сделать хорошую мину при плохой игре. Это всё, что он может сделать, чтобы подготовиться к следующему возвращению. Ты изнасиловал и убил заключённую, об этом свидетельствовали трое, а это одно из самых страшных преступлений. И есть донесения, что это было не в первый раз. Позволяя тебе жить и делать подобное снова, я только разожгу в людях ненависть к тебе и к нашему делу, а это неправильно. Давай больше не будем разговаривать. Я прослежу, чтобы о твоей семье позаботились. Будь более смелым человеком.

Си ответил с обидой:

– Мне не раз предлагали десять тысяч таэлей за то, чтобы убить тебя, и я всегда отказывался.

Кун отмахнулся от этого.

– Это был всего лишь твой долг, а ты думаешь, что он делает тебя особенным. Как будто ты должен сопротивляться своему характеру, чтобы поступить правильно. Но твой характер – не оправдание! Меня тошнит от твоего характера! У меня тоже строптивая душа, но мы боремся за Китай! Ради человечества! Ты должен игнорировать свой характер и делать то, что правильно!

И он отвернулся, когда Си Фанди уводили.

После этого Кун пребывал в мрачном настроении, подавленном, но без раскаяния.

– Это нужно было сделать, но всё без толку. Такие люди, как он, часто оказываются на первом месте. Вероятно, они никогда не вымрут. И поэтому, возможно, Китай никогда не избежит своей судьбы, – он процитировал слова Чжу: – «Обширные территории, богатые ресурсы, огромное население – неужели с такой прекрасной базой мы будем только ходить по кругу, попав в ловушку колеса рождения и смерти?»

Бао не знал, что ответить; он никогда не слышал, чтобы его друг говорил так пессимистично. Хотя это казалось ему достаточно знакомым: у Куна часто бывали перепады настроения, но в конце одно настроение преобладало. Он вздохнул, вскочил на ноги:

– Что бы ни было, продолжаем! Давайте, давайте! Мы можем только попытаться. Если мы должны как-то скоротать срок этой жизни, тогда уж лучше бороться за добро.

В конце концов, именно фермерские ассоциации сыграли решающую роль. Кун и Бао посещали еженощные собрания в сотнях деревень и городов, и тысячи солдат-революционеров, подобных им, передавали анализ и план Чжу народу, который в стране всё ещё был большей частью неграмотен, так что информацию приходилось передавать из уст в уста. Но нет такой формы общения, которая была бы быстрее и надёжнее, если она достигнет определённой критической точки накопления.

За это время Бао узнал все подробности фермерского существования. Он узнал, что Долгая Война лишила жизни большинство мужчин и многих молодых женщин. Где бы ты ни был, вокруг находилось всего несколько стариков, а общего населения оставалось меньше, чем до войны. Некоторые деревни были заброшены, другие – заселены минимально. Это затрудняло посадку и сбор урожая, и молодые люди, оставшиеся в живых, всегда работали, чтобы обеспечить выращивание продовольственных и налоговых культур сезона. Старухи работали не хуже других, делая всё, что могли в своём возрасте, чтобы помочь, сохраняя при этом манеры обычных имперских крестьянок. Обычно в деревне умели читать и вести счета только бабушки, которые будучи девочками жили в более благополучных семьях; теперь они учили молодёжь, как управлять ткацкими станками, вести дела с Пекинским правительством и читать. Из-за этого их часто убивали первыми, когда армия военачальников вторгалась в область, вместе с молодыми людьми, которые могли присоединиться к борьбе.