Князь Владимир - Юрий Никитин

Дружинники, завидев двуногую дичь, с хохотом пустили конейпо обе стороны дороги, топча пшеницу, не давая жертве ускользнуть в поле.Девушка с разбегу уткнулась в конские морды, заметалась из стороны в сторону.Жадные руки схватили за косу, крик ее был беспомощным, и Владимир, подскакав,распалился еще сильнее.

– Держите крепче, – велел он. – А теперьво-о-н к тем ракитам! Освежиться пора. А ты, Филин, заскочи в село, привези снеди.Переведем дух на берегу, коней искупаем.

Филин весело гикнул, пустил коня вскачь. Дружинники сосмехом тащили плачущую девушку, Филин оглянулся с сожалением, облизнулся.

– Дуй быстрее! – крикнул ему Кремень. – Наместных девок не лезь, мы тебе кое-что оставим!

У реки Владимир грубо схватил девушку, повалил на землю,упал сверху. Она не отрывала ладоней от лица, слезы бежали безостановочно.Рыдания сотрясали худенькое тело. Когда он стал сдирать с нее платье, она сотчаянным плачем ухватилась за подол, темная тень упала на мокрое от слез лицо.Она плакала, не открывая глаз, слезы струились из-под плотно зажмуренных век.Лицо покраснело и распухло, веснушки исчезли.

– Чего ревешь, дура! – крикнул Владимирраздраженно.

– Отпусти, – услышал он сквозь рыдания, –всеми богами молю, отпусти…

– Еще чего!

– Отпусти…

– Когда потешусь.

– У меня… жених…

– Не издохнете… Я – князь, а он – холоп!

– Отпусти, зверь!

В отчаянии попыталась укусить, он с маху ударил ее по лицу.Ладонь его была тяжелая, голова мотнулась, как головка цветка. Девушка уже непротивилась его грубым рукам, только плакала жалобно и безутешно. В какой-томомент вскрикнула от боли, закусила губу. Струйка крови побежала по нежномуподбородку.

Жаркая победная волна несла его, он наслаждался силой, крепостьюсвоих членов, могучее ликующее чувство швыряло его, пронеслось по спине,ударило в голову, и он выпустил дикий полувздох-полукрик, его руки сдавили ее стакой силой, что она вскрикнула, чувствуя, как грубые пальцы-когти зверя рвутее нежную плоть. Затем горячее тяжелое тело на ней потеряло жесткость, повисло,он наваливался весь, выдавив из нее остатки дыхания, и она из последних силстала выкарабкиваться из-под него, видя, что больше не нужна.

Дружинники купали коней. Мокрые голые тела блестели под солнцем.Вода кипела под копытами. Ржание вперемешку с веселыми криками внезапнодонеслось до нее, она с удивлением ощутила, что даже опоганенная и оскверненнаявсе еще слышит звуки, запахи, видит синее небо.

Он поднялся на ноги, на нем была ее девичья кровь. Онавзглянула на него снизу, отвела глаза. Уже не со страхом или стыдом – сотвращением и гадливостью. Он понял, по красивому лицу князя прошла гримасаярости.

– Дура, – сказал он громко. – Вон ты какаянежная! Тебя ли лапать грубым мужицким лапам? Я мог бы взять тебя к себе…

Она молчала. В теле была тяжесть и боль, в сердце сталопусто, словно оттуда забрали все ценное.

– Не в жены, конечно, – добавил он. – У меняих уже… не помню сколько. Я велю тебя отвести ко мне наложницей.

Она едва шевельнула посиневшими покусанными губами. Он всеже услышал ее «не буду».

– Дура, – сказал он зло. – Моей наложницей!Не какого-нибудь тиуна или купчика… Я буду иной раз заезжать, ежели по дороге,тешить свою плоть… Кто из твоей породы откажется от такой чести?

Она прошептала, даже не пытаясь укрыть лохмотьями платьяобнаженную грудь:

– Ты зверь…

– Я?

– Нет, ты хуже зверя… Потому что ты – человек…

Он вдруг заметил на шее тонкую веревочку с крохотным меднымкрестиком. Христианка! Последовательница этого чужого Христа, что и в его землетайком отыскивает себе сторонников!

– Эй, – крикнул он дружинникам, – отдаю еевам. Перепелочка сочная, клянусь Ярилой!

Из воды бросились наперегонки, вопя и поднимая каскадыхрустальных брызг. Девушка в ужасе приподнялась на локте, глядя на бегущих кней здоровенных голых мужиков.

Владимир вбежал в воду. Прохладные волны приняли, понесли,усталого и невесомого, омыли кровь и пот. Он снова чувствовал ярую силу в теле.Сзади был отчаянный девичий крик, мужской хохот. Кто-то крикнул:

– Гордей, а ты чего отказываешься?

И рассудительный голос:

– Так она ж не нашей веры…

– Дурень, у баб не бывает ни веры, ни нации. Они всеодной веры! Той самой, что должна вовремя раздвигать ноги.

Снова гогот, отчаянный крик, оборвавшийся на взлете, шум возни.Он размашисто плавал от берега к берегу. Тело уже остыло, с удовольствиемчувствовал упругость мышц, нырял ко дну и подолгу задерживал дыхание, резковыкидывался из воды и хватал воображаемого врага за горло, бил прямыми пальцамив глаза, разбивал кадык, снова и снова резал волны, пока с берега не донессяпротяжный крик:

– Княже! Снедь привезли!

Там приплясывал Филин. Он обеими руками махал князю, самвыворачивал шею, оглядываясь на дружинников, где за их голыми спинами нет-нетда и белело девичье тело.

Владимир стремительно поплыл к берегу. Филин вынимал изкорзины окорока, жареных гусей, бережно достал корчагу меду. Гордей уже резална чистой скатерти мясо на одинаковые ломти. Еще Святослав приучил, что князь впоходе – первый среди равных, лучшего куса перед простыми воинами да не иметьбудет.

Владимир подсел к скатерке, жадно ухватил пахнущее вишневымиветочками копченое мясо. Дружинники начали оглядываться, по одному оставлялизабаву и присаживались к трапезе. Последние два, покинув недвижимое тело, поспешноринулись в реку, спеша смыть кровь жертвы.

Обед был хорош, а хмельной мед выдержан в самой мере.Крепковат, но не слишком, сладость умерена нужной горечью. Выпили до капли, наконей садились довольные и веселые.

Когда выехали на дорогу, Кремень вспомнил:

– А девка-то не выдержала… В речку бросилась. Филинхотел было вытащить, но уже портки надел, мечом опоясался. А Сила пока штанысымал да воду ногой щупал – не похолодела ли, – ее унесло по течению. Тами сгинула…

Владимир смотрел на расстилающуюся перед ним дорогу. Онответил так отстраненно, что даже привыкший к нему Кремень удивился холодномуравнодушию великого князя:

– Ничего, у меня народу много.

Он не мог заснуть. Ночь казалась душной, словно вот-вотдолжна была разродиться гроза, но все не решалась. С ревом влетел крупный хрущ,с треском ударился о стену. Слышно, как шлепнулся на пол, ворочался, скрипелкрыльями, пытался перевернуться на брюхо.