Красный Рыцарь - Майлз Кэмерон

Гастон невольно улыбнулся. Собеседник неуловимо располагал к себе.

— Но как же спасение вашей души? — осторожно начал он.

Губы старика скривились, он надул щеки и шумно выдохнул воздух.

— С вами легко найти общий язык, несмотря на то что вы чужеземец. Но, пожалуй, обсуждать свою душу с вами я не намерен.

— Но вы добровольно общаетесь со злом, — пытался понять рыцарь.

Ворчун криво усмехнулся.

— А неужто все, кого вы знаете, такие уж и добрые, милорд?

Гастон вздрогнул.

— А значит, с тем же успехом можно задуматься: а все ли ирки злые? — продолжал старый лучник. — А вдруг злых ирков и вовсе нет? Что, если не существует на свете более злой силы, чем худой правитель?

Рыцарь покачал головой.

— Какой еще худой правитель? Подобные заявления сильно напоминают речи повстанца.

— Успокойтесь, милорд, никакой я не повстанец, — улыбнулся старик. — Все мы играем по чьим–то правилам. И изменники, и отщепенцы. Как и умелые лучники.

— Положим, я частично разделяю вашу точку зрения, — осторожно заметил Гастон, — и, признаться, сам хочу вернуться домой.

— Так и знал, что у вас есть голова на плечах, — рассмеялся Редмид.

Он поднес руку ко лбу, прикрывая глаза от солнца, и покачал головой. Затем прикрикнул на спящего лучника:

— Эй, Чернявый, мешок ты с дерьмом, а ну поднимайся и живо работать!

Гастон повернулся и заметил молодого лучника, спрятавшегося на дне рва.

Тот весь сжался в комок, будто надеялся, что, уменьшившись в размерах, избежит гнева старика.

— Теперь я тут старший лучник и отвечаю за то, чтоб эти ребята хорошенько уставали, — хихикнул Ворчун.

По мнению рыцаря, паренек не выглядел измотанным.

Редмид подошел ближе ко рву и проорал:

— Чернявый!

А секунду спустя Гастон увидел то, что увидел.

Паренек был мертв. Выпотрошен.

— Твою ж мать, — выругался старик.

Никогда еще Галааду Эйкону не было так холодно. А еще он никогда так надолго не замирал в одном положении, стараясь не шевелиться. Мужчина растянулся на земле и наблюдал.

Правда, наблюдать особо было не за чем: одни деревья вокруг, легкий ветерок шелестит молодыми листьями, без перерыва накрапывает мелкий дождь. Несмотря на то что был одет в шерстяные жупон и котту и тяжелый шерстяной плащ, он промок до льняной рубашки и продрог сильнее, чем в тот раз, когда ему пришлось скакать сквозь снежную бурю в самый разгар зимы.

Приор приказал ему оставаться на месте и ждать рассвета. К этому времени он должен вернуться. Еще и Диккона с собой забрал. И чем дольше Галаад ждал, тем мрачнее становились его думы: «Почему они оставили меня одного, а сами уехали?» Он мог бы развести огонь, но приор ясно выразился по этому поводу: никаких костров.

«Я замерзну здесь до смерти».

Снова хрустнула ветка. Наверное, в тысячный раз за эту ночь. Галаад никак не мог понять, каким образом ветки могут хрустеть сами по себе. Где–то среди мокрых листьев трепыхнулась птица. Пропиликав что–то на своем языке, она вылетела из укрытия и взвилась в небо.

Какое–то шевеление. Галаад лихорадочно стал косить глазами во все стороны, чувствуя, как застывает кровь в жилах. «О, пресвятая Дева Мария, не оставь же меня ныне и в час моей смерти, аминь». Бесшумные фигуры осторожно перемещались вдоль русла реки, что текла у подножия небольшого холма. И их были сотни.

«Боже, помоги мне, Боже, помоги».

Впереди шел стройный демон, черный как смоль и казавшийся живым воплощением ночи. За ним следовало воинство из самой преисподней: одни существа шли, другие волочились, третьи горделиво вышагивали.

Галаад не мог найти в себе сил отвести взгляд, заставить себя не смотреть — попытался закрыть глаза, но разум с исключительной точностью воссоздавал облик проходящих рядом существ. Скованный страхом, он не знал, что делать. Бежать? Остаться?

Воинство быстро двигалось вдоль водного потока, почти не задевая листвы.

В конце концов Галаад понял, что его не собираются сию же минуту рвать на части. Эта мысль, впрочем, не помогла ему справиться с собственным дыханием, которое перехватило от ужаса, глубоко засевшего внутри, с которым он тоже не мог совладать.

А потом колонна исчезла из поля зрения.

Прошло немало времени, прежде чем стальная удавка, мешавшая дышать полной грудью, совсем ослабла.

Когда приор отыскал его на закате, Галаад разрыдался. Воин обнял его за плечи.

— Прости, что так вышло, — извинился рыцарь. — Ты отлично справился.

Галаад стыдился своих слез, но никак не мог успокоиться.

— Они двигались между тобой и нами, и я не мог рисковать людьми, чтобы помочь тебе. К сожалению, на войне так бывает. — Он потрепал парня по волосам. — Но ты отлично справился.

Лагерь перенесли. Рыцари все делали молча, да и вообще старались не нарушать тишину. Затем отряд двинулся на север. Галаад внимательно осматривал следы демонов, которые выглядели как отпечатки ног человека. Приглядевшись внимательнее, он увидел, что следы действительно оставлены босыми ногами или обувью на мягкой подошве. Юный Томас жестом привлек его внимание. Тихо прочистил горло, наклонился к Галааду и произнес: «Сэссаги». Разведчик был достаточно сообразителен, чтобы понять — рыцарь оказал ему честь, заговорив с ним.

— А я думал, что видел демонов, — ответил он.

Молодой рыцарь отрицательно покачал головой, приложил палец к губам и проехал вперед.

Той ночью Диккон, приобняв Галаада, сказал:

— Прости, парень, надо было мне оставаться и охранять поклажу. Я понятия не имею, зачем мы здесь.

Чуть позже к ним подошел приор, все так же закованный в броню с головы до ног, и, предложив обоим по кружке подогретого меда, присел рядом.

— Вы здесь, чтобы передать от меня известия королю, как только я их получу, — он осмотрелся. — Завтра.

Диккон сделал глоток.

— А что вы сумели разузнать за сегодня?

— Крепость все еще держится; мост пока цел. Настоятельница справляется намного лучше, чем я ожидал, так что придется принести ей свои извинения. — Он улыбнулся Галааду. — Чем плох обет молчания, так это тем, что он не защищает тебя от чужих разговоров.

— Тогда я отправлюсь с рассветом, — сказал Диккон.

Приор отрицательно покачал головой.

— Земли по эту сторону реки кишат врагами. Сэссаги, абенаки, ирки, боглины, а то и еще кто похуже. Завтра ночью мы устроим представление. Шумное представление. И выманим их всех, как собаку костью. Тогда и поскачете.