Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

– Мэм, – слабым голосом позвал ее юноша: после трапезы его заметно клонило опять в сон. – Мэм, когда мы плыли сюда с мистером Макферсоном, я… Он сказал, что мой отец погиб, защищая Джека. Это правда?

– Генри, ты же знаешь, я не любитель раскрывать чужие секреты, – чуть заметно усмехнулась Эрнеста.

– Прошу вас, скажите! Джек… говорил что-нибудь об этом?

– Да, – после продолжительного молчания кивнула девушка. Фокс откинулся обратно на подушку, с которой привстал в порыве волнения, и закрыл глаза.

– Я почти не знал отца, – тихо признался он. – Мы с ним совсем редко виделись после того, как он ушел в пираты. Мать говорила забыть его совсем, но я никак не мог… Потом она умерла, а от отца так и не было больше вестей. Он никогда не рассказывал ничего ни о своей команде, ни о капитане – я и предположить не мог, что это был именно Джек…

– Я сожалею, Генри, – вставила откровенно Морено, поглаживая его по волосам. Фокс накрыл ее пальцы своими:

– Почему он так поступил? Почему для отца было так важно…

– Потому что Джек был его капитаном. В пиратской команде все друг другу братья, хоть многие и забывают об этом, а некоторые так и не знают до конца, – твердо ответила Морено, с затаенной, тоскливой печалью глядя поверх его головы в ночное небо за окном.

– Как вы думаете, – прошептал Генри, – как бы подумал пират? Джек мог бы простить меня когда-нибудь – или же…

– Думаю, в вопросах, касающихся тебя, Джек пират куда меньше, чем обычно, – пожала плечами Эрнеста.

– А вы, мэм? Вы простили меня?

– Это не вопрос прощения, Генри, – серьезно возразила девушка. – Я представляю, почему ты поступал именно так, как поступал; наверное, на твоем месте многие сделали бы то же самое. Но одно могу сказать точно: если человек заслужил расположение и любовь моего друга, то вместе с ними он получит и мое уважение.

Некоторое время они сидели в тишине. Морено прислушивалась к доносившимся из трюма звукам и гадала, надолго ли хватит терпения матросов: условленные пять дней вполне могли сократиться, дойди до тех сведения о том, что Фокс очнулся.

– Спи, Генри, – посоветовала Эрнеста, оторвавшись от тягостных мыслей и сняв руку со лба юноши: Фокс дышал уже намного глубже и ровней, да и рана его выглядела куда лучше прежнего. В первые два дня судовой врач, со страхом косясь на нее и отлично сознавая, кому отчасти обязан жизнью, бормотал на чертовой латыни что-то о кризисе и критическом положении больного; Морено плохо понимала его, но и сама видела, что дела Генри плохи. На третий день ему неожиданно полегчало, спал жар и почти пропала лихорадка – а к ночи он очнулся так тихо и внезапно, что сама Эрнеста сперва решила, что просто–напросто задремала и увидела желаемое во сне.

За эти дни она успела изучить все записи Гарсии, отделив сообщения о живых от мертвых; вторых оказалось значительно больше, как Морено и подозревала с самого начала. Различной длительности тюремные сроки, ссылки в колонии, списки казненных и пропавших без вести годы назад с ужасающей ясностью вставали перед ее глазами. Эрнеста сама с трудом понимала то, как родственники этих несчастных могли спустя столь долгое время еще рассчитывать на что-то, ради чего стоило бы идти в подобную кабалу… Впрямь, что ли, прав был капитан Гарсия, рассуждавший об управлении людьми через их привязанности? Она помнила, как страшно ей было брать в руки лист бумаги, содержавший сведения о ее родителях. Не предпочли ли так же эти бесчисленные матросы нескончаемую, несбыточную надежду жестокой действительности, о которой догадывались, но не желали этого признавать?

Когда Фокс пришел в себя во второй раз поздним утром, Морено как раз сидела за столом, перебирая выученные едва ли не наизусть документы. Того, что кто-то внезапно войдет и обнаружит их, она не боялась: в каюте капитана Гарсии дверь запиралась изнутри на особо прочный засов, а положение мебели было таково, что в случае чего вполне можно было с успехом забаррикадироваться ею в считанные минуты и отстреливаться от нападавших.

– Что это? – спросил Фокс, указывая взглядом на бумаги. Эрнеста помолчала, но, сознавая необходимость этого, коротко объяснила ему положение дел. Генри слушал внимательно, не перебивая; когда она закончила, неожиданно заявил:

– Я здоров. Расскажите этим людям то, что они хотят знать! Вы сами сказали – у некоторых из них все еще живы те, ради кого они и пришли к капитану Гарсии.

– Генри, – Эрнеста потерла лоб, с трудом подавляя тяжелый вздох, – Генри, все не так просто, как тебе кажется. Мы до сих пор живы лишь потому, что я не открыла им по первому требованию местонахождение бумаг…

– И поэтому вы собираетесь молчать?

– И поэтому я ничего не скажу им до того момента, пока не смогу гарантировать нашу безопасность! – отрезала Морено, собирая бумаги и снова укладывая их в тайник. У нее самой было тяжело и мерзко на душе, но признать подобное она никак не могла. Да и в любом случае – что бы это изменило?

В дверь постучали – Педро принес еду. Эрнеста завтракала на рассвете, более шести часов назад, поэтому разделила принесенное на троих, пусть и не поровну: Фоксу, как раненому, достались куски побольше и получше, Педро и ей самой – поделенные поровну остатки. Отщипывая по чуть–чуть и пережевывая, она молчала и надеялась, что юноше достанет ума сделать то же самое.

– Команда совсем на взводе. Никогда их такими не видел, – мрачно сообщил Санчес, косясь на Генри – Морено успокаивающе провела ладонью по воздуху, призывая его не скрывать происходящего от юноши. – Если хотите доброго совета – лучше дайте им то, чего они хотят, и не медлите.

– Сэр, а ради кого вы сами здесь оказались? – вмешался неожиданно Фокс, глядя на него почти прежними чарующими глазами; Эрнеста отвернулась, сделав вид, что сбрасывает в черепаший панцирь кости и прочие объедки, однако искоса она наблюдала за тем, как Педро ответил после продолжительной паузы:

– Ради того, кого уже нет на свете. Капитан Гарсия обманул меня, как и многих других здесь.

– Это мисс Эрнеста вам рассказала о… – Генри посмотрел в его глаза и так и не закончил фразу. Бывший пират поднялся, чуть кряхтя, и принял из рук девушки пустую посуду.

– Да, – ответил он так тихо, что даже человеку с превосходным слухом пришлось бы напрячься, чтобы разобрать это; однако Генри, судя по выражению его лица, понял все.

К удивлению Эрнесты, он молчал действительно долго: настолько, что она, уже не прячась от него за работой, опустилась в кресло и уперлась лбом в сцепленные в замок руки. Услышав позади себя его шаги, Морено даже не оглянулась.

– Капитан Гарсия умер, но Рочестер сейчас наверняка уже приближается к Тортуге со своим флотом. Он не станет рисковать, когда против него существует такой компромат – он атакует, Генри, – проговорила она негромко, обдуманно и почти бесстрастно – за четыре дня успев свыкнуться с этими мыслями. – Я знаю, на каких кораблях ходят другие пираты: подобные суда хороши для абордажа и длительных рейдов, но плохи для серьезного боя. Нам нужны эти галеоны, чтобы переломить ход сражения.