Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

Я вспомнил, что он явился ко мне от Мишель, и захотелось вышвырнуть его вон. Так и не услышав ответа, он заговорил сам:

– С тобой и со мной, Майк насчитал четырех демонов. Светловолосых сенсов с карими глазами. Он утверждает, что не известно ни одной инопланетной расы с подобными характеристиками. То есть, в информсети о них ни слова.

– Чепуха. Ленвар-старший, мой отец, именно инопланетчик. Тетка с матерью называли его «сошедший со звезд».

– Тогда понятно, почему мы одной породы. Эти «сошедшие со звезд» гостили у нас, гуляли с женщинами, затем отбыли – а дети остались. Похожие друг на друга, как родные братья.

– Но почему об этих пришельцах никто знать не знает? Они не могли привалить на Кристину инкогнито. Представляешь – на орбиту выходит инопланетный корабль? Его же вмиг засекут наши станции.

– Да черт с ними, – устало отмахнулся Элан. – Лучше вот что объясни… – Внезапно он выпрямился, глаза впились мне в лицо. – Ты сказал, приемного отца убили?

– Да. И мать с ним вместе.

– Кто и за что?

– За что, не знаю. А убил Ленвар-старший.

– Ленвар, говоришь?

– Старший.

Не нравилось мне, как он смотрит – цепко, холодно. Наверное, точно так же он глядел бы на вышедшего под выстрел леопарда.

И внезапно все сложилось: моих родителей убили – мотив неизвестен; Кэтрин Ош убили – то же самое. Получается, кто-то убирал людей, близких к потомкам блудливых инопланетчиков. Я высказал свои соображения Элану, однако он отнесся равнодушно – похоже, смертельно устал. С Мишель утомился, злобно подумалось мне.

– Иди-ка восвояси, – посоветовал я, придушив идиотскую ревность.

Он беспрекословно поднялся.

– Извини, что я так… властью демона тебя разговорил.

– Да иди уж.

На кой черт мне его извинения? Выяснили правду – и на том спасибо. Но он не успокоился:

– Мне надо было узнать про Кэтрин. – И договорил через силу: – Ты не виноват.

– А я будто думал иначе. Катись. Весь сон перебил.

Элан убрался, а я вылез из-под одеяла, выключил свет, который он не удосужился погасить, и с беззвучным воем снова повалился на кровать. Он-то ушел к Мишель!

Утром меня растолкал Майк, кинул одежду:

– Подъем.

Я глянул в окно: первые лучи осветили снежную верхушку ближней горы. Что за переполох спозаранку?

– И куртку надевай, – велел версан. – Уходим.

Был он мрачнее тучи, и я воздержался от расспросов. По-быстрому собрался и выскочил из дома.

Над площадкой стояла тишина, трава была сизой от росы. Над кострищем ниточкой курился дымок, бледно светили непогашенные фонари. Майк зашагал по тропе в сторону Двадцать Второго Приюта.

– Насовсем сваливаем? – поинтересовался я, озабоченный судьбой покинутых изабелек.

– Вернемся. Может быть.

Звучало не слишком вдохновляюще, однако идти в неизвестность с версаном куда лучше, чем оставаться на Приюте с Эланом и Мишель. При мысли о них у меня вся душа переворачивалась.

На плече у Майка висела смотанная веревка.

– Полезем в пропасть? – не утерпел я – хотелось же знать, что нас ждет.

– Эта сучка сбежала, – отозвался версан.

– Лена?

– Она самая.

Еще бы ей не сбежать, размышлял я. При таком-то обращении!

– Почему ты считаешь, что она двинула сюда?

– Не назад же, к бешеным Приютам. – Он выругался.

Я поморщился; не люблю, когда оскорбляют женщин – хоть каких. Несколько минут спустя Майк снова заговорил:

– Эл был прав, конечно. Чертов демон. Чуял ведь, что она знает. Не сумел ее дожать. А я, как последний кретин! Защищал ее, Эла оттаскивал…

Он умолк – и потом молчал всю дорогу. Я остерегся лезть с расспросами.

Золото солнечных лучей все ниже стекало по снежной вершине справа от нас, и наконец из-за темной горы слева показалось солнце. Наша удобная тропа сузилась и пошла по карнизу, пересекая крутой склон – голый, в редких пучках сероватой травы. Внезапно Майк остановился, так что я с разгона чуть не угодил ему в спину.

– Приехали, – мрачно сообщил он.

Я обшарил взглядом тропу. Ничего.

– Вон полюбуйся, – версан указал вниз.

Лена лежала на осыпи метрах в тридцати от нас, подвернув голову, словно надеялась спрятать ее в землю. Еще ниже валялась сумка. Вмазать бы Майку со всей силы и отправить туда же…

– Она сбежала из-за тебя.

– Струсила она, вот и все. Побоялась объясняться с тигреро. Он бы пришил ее, гадину.

Я проглотил возмущение. Видать, писателька повинна в чем-то ужасном.

Обогнув версана, я продвинулся вперед, осматривая землю. Вот здесь Лена споткнулась, не удержала равновесие – устоять на ногах в темноте труднее, чем средь бела дня. Шлепнулась со всего размаха: остался отпечаток ладони. Но почему она укатилась с тропы и закувыркалась по склону? Карниз карнизом, однако не настолько же он узок; тем более, что Лена устойчиво держалась на карачках.

Подошел Майк.

– Распутываешь следы, как наш тигреро?

– Да тут не понятно. – Я изложил свои соображения. – Ее как будто сбросили.

– Таких падений мы насмотрелись вдосталь. Грешили на Изабеллу – думали, она людей швыряет… Нет. – Майк покачал головой и печально повторил: – Нет.

– По-твоему, Лена сама вниз полезла?

– Угадал.

До меня дошло.

– За сумкой? Выронила ее и ринулась очертя голову? Глупыха. Во тьме, одна…

– Туда ей и дорога.

– Послушай. – Я взъярился. – Либо придержи язык, либо объясни, чтоб я понял.

– Объяснять буду Элану. После. – Майк снял с плеча веревку. – Поползешь доставать? А я подстрахую.

Он обвязал один конец себе вокруг пояса, затем оплел меня своей веревкой, как паутиной, добросовестно проверив каждый узел. Вынул из кармана сложенный альпеншток, раскрыл его, зафиксировал и тщательно опробовал крепление, затем хлопнул меня по плечу:

– Пошел.

Я двинулся вниз по осыпающемуся склону, а Майк разматывал веревку. Ступал я осмотрительно, не пренебрегая альпенштоком. Он то и дело уходил глубоко в рыхлую землю, а я оскальзывался и съезжал – но каждый раз веревка натягивалась и не давала укатиться. Оставшийся на тропе Майк стоял твердо, как скала; если бы не тело погибшей девушки, к которой я подбирался, лазать с версаном по горам было бы одно удовольствие.

Наконец я спустился. Лена лежала раскинувшись, как будто перед смертью желала обнять погубившую ее Изабеллу, лишь голова была подвернута нелепо, неестественно. Бурая пыль припорошила косы, и они казались древними золотыми украшениями. Зачем она сунулась за проклятой сумкой – такая хрупкая, тоненькая? Ночью, одна. Неужто несчастное барахлишко стоило риска? Мне было горько.

Измазанная сумка валялась метрах в трех ниже по склону. Надо бы достать, раз Лена так к ней стремилась. Я пополз было дальше, но веревка натянулась, не пуская вниз. Майк замахал рукой – давал знак