Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

и я, сменяясь, – искусственное дыхание. Тщетно. Он был непоправимо мертв.

Наконец Элан выпрямился, уронил руки. Позвал:

– Мишель. – И еще раз: – Мишель.

Она не слышала. Прильнув к мертвому лицу, она отчаянно пыталась вдохнуть в версана жизнь.

– Мишель!

Он оторвал ее от Майка, встряхнул за плечи. Отпустил, и она упала Майку на грудь. Неловкой, точно онемелой рукой тигреро погладил ее по спине. Горько вымолвил:

– Это он умел воскрешать. А я могу только убить.

Мишель застонала. Элан снова провел ладонью ей по спине, по волосам.

– Одна ты у меня осталась.

Я побрел к дому. Вторая смерть за те несколько часов, что я здесь.

Как будто друга потерял. Майк урезонил Элана, когда я вынырнул из темноты к их костру; он первый сказал, что я не похож на убийцу Кэтрин; он страховал, когда я полз по склону, на котором нашла свой конец Лена. Сильный, надежный Майк; отчего-то уверенный, что больше никто не погибнет, – и вот теперь сам… Слов нет, как было жаль.

Я обещал ему две вещи: похоронить Лену и уйти. Прихватив из кладовки лопату, а с кухни – пару банок с соком, я скользнул краем площадки. Элан сидел возле мертвого версана, гладил волосы Мишель. Она распласталась на земле, уткнувшись лицом Майку в грудь, и даже не плакала – не могла. А в бездонном небе все так же сияло солнце, и ослепительной белизной сверкали снежные вершины.

Я нашел в кустах у тропы писательку, согнал с лица набежавших муравьев. Что она рассказала Майку? «Тамару я тебе не прощу»… Вряд ли версан считал, что Лена перебила всю группу: в этом случае он бы не поленился сам свернуть ей шею. «Эл был прав, конечно… Чуял ведь, что она знает». Возможно, писателька могла предотвратить чужую смерть, но не хотела? Как можно не хотеть, когда люди гибнут? Бред собачий.

Я приискал подходящее место – рядом с площадкой, но за кустами, не на глазах у Элана с Мишель – и принялся рыть могилу. Маленькую, для одной Лены. Мысль положить ее вместе с Майком казалась дикой; версан мне бы этого не простил. Разметив землю, я квадратами срезал дерн, сложил в стороне и стал копать. Почва была легкая; работа спорилась.

Я почти закончил, когда дрогнули ветки и из кустов вышел Элан – лицо серое, щеки запали. Совсем не похожий на счастливого влюбленного, который недавно обнимал на крыльце такую же счастливую Мишель. Положив лопату поперек вырытой могилы, я подтянулся на ней и махнул из ямы.

Встав рядом, тигреро потерянно глядел вниз. Я подобрал запасенный сок, подал ему одну банку. Вскрыв ее, Элан глотнул, опустил руку, и сок полился на землю.

Тигреро заметил у себя в руке банку, спохватился и отбросил ее.

– Что Майк тебе говорил? – спросил он, не отводя глаз от вырытой могилы.

– Что больше никто не погибнет. Клял Лену на чем свет стоит: зря, мол, от нее тебя оттаскивал. Дескать, ты был прав и она все знала.

Страдальчески морщась, он провел рукой по лбу.

– Вот и мне сказал то же самое.

– И больше ничего? Не объяснил?

– Не успел… – Он подавился внезапным сухим плачем, отвернулся, взял себя в руки. – Ленвар, подумай. Что он мог иметь в виду?

Странно: как это Майк не успел рассказать? Он толковал с Эланом не одну минуту. Что он – ходил вокруг да около, рассчитывал смягчить удар? И кто-то заткнул ему рот… Я аж вздрогнул. И принялся объяснять:

– Когда мы доставали Лену, я сказал Майку, что ее словно сбросили с тропы. А он возразил: вы таких падений насмотрелись вдосталь, но думали, будто людей швыряет на камни сама Изабелла. Обрати внимание: «будто». То есть, сейчас он вроде бы предполагал иное.

Элан сосредоточенно свел брови, слушая.

– Затем, – продолжал я, – Майк посоветовал мне с вами распрощаться.

– Почему?

– Опять же сослался на Лену – мол, она была права: пришлому демону в вашей компании не место. Он опасался, как бы ты меня не прикончил.

От удивления Элан качнулся назад. Ему и в голову не приходило со мной разделаться, тут версан перемудрил.

– Чушь какая, – поморщился тигреро. – Но если нас губит не Изабелла, тогда кто?

– Майк отказался объяснить и намеревался говорить только с тобой.

Элан со стоном потер виски.

– Голова разламывается, ни черта не соображаю… Мы всю дорогу полагали, что у планеты есть собственное психоизлучение. Она откликается на отрицательные эмоции – возвращает их смертями и бешенством Приютов. Считается, на Изабелле нет разумной жизни. А если есть? Скажем, кто-то включает психоизлучатели и тешится, глядя на результат. Майк мог подозревать что-нибудь такое?

Я пожал плечами.

– Эл, ей-богу, не знаю.

От дружеского «Эл» он дернулся, словно я вытянул его плеткой. Не след приблудному Техаде вворачивать словечки Майка.

– Что еще он говорил?

– Так, вздор. – Внутренний голос подсказывал: не стоит поминать Кэтрин.

– Ленвар, послушай, – взялся убеждать тигреро. – Я трижды обязан Майку жизнью; и должен понять…

– Черта лысого ты разберешь. Уже на подходе к дому, Майк ни с того ни с сего взъелся и насел: готов ли я повторить, что не убивал твою жену.

У Элана потемнело лицо.

– И что же?

– Я повторил, что не убивал.

– Дальше.

– Тогда он спрашивает: «А Эл не признался, что уложил ее сам?» Я его высмеял…

Глаза тигреро яростно сверкнули; затем у меня в голове взорвался шар ослепительного голубого света. Точно сквозь туман я видел, как Элан зашатался и рухнул навзничь. Голова бессильно мотнулась из стороны в сторону, губы дернулись, растянулись в мучительной усмешке, он выгнулся в предсмертной судороге, обмяк – и замер.

Туман у меня в глазах густел, тело стало как ватное, а череп разломила зверская боль. Ноги подкосились, я свалился на Элана, поперек его тела, и почему-то вспомнил, как упала на мертвого Майка Мишель: точно так же, сердцем к сердцу. А потом примчались странные разноцветные вихри, закружили, унесли незнамо куда.

Несколько раз я ненадолго выныривал из забытья. Со мной все время была версана. Она едва держалась на грани рассудка, а я трепыхался между жизнью и смертью. По нахальству своему, я выжил, но Мишель так и не оправилась.

Я окончательно пришел в сознание ранним утром, в сыром холодке травянистой поляны. Выпутался из одеял, огляделся. Мишель спала рядом, спиной ко мне. Пришлось наполовину выползти из теплого кокона, чтобы перегнуться через нее, заглянуть в лицо и убедиться, что это и впрямь Мишель. Я вяло обрадовался; на большее не было сил.

Заполз