Черный человек - Ричард Морган

Болеутоляющее подействовало быстро и оставило ему в подарок легкую тошноту и смутное ощущение общего благополучия, без которого он, пожалуй, предпочел бы обойтись. Карл рыскал по первому этажу, прикидывал огневые позиции, лениво обдумывал оборону. Возился с наваленным на столике для завтрака оружием, но тоже без особого энтузиазма. Ему будто что-то мешало.

Он нашел место, где можно было сидеть и смотреть на каньон и вздымающиеся вокруг него горы. Солнечный свет скользил по хребтам, делая все вокруг сияющим и слегка нереальным. И Севджи Эртекин тут же вошла в его мысли, как будто только того и ждала.

Это было то же самое чувство ее присутствия, которое он испытывал, когда смотрел, как гаснет день над округом Марин и когда уезжал из Манхэттена по мосту Квинсборо. Карл сидел, позволив чувству расти в нем, одновременно проникаясь тем, как подкрадывается понимание, как оно настигает его также бесповоротно, как сам он настиг Грея. Может, дело было в кодеине, повернувшем внутри какой-то синаптический переключатель, впустившем осознание в его разум и в его душу. Севджи ушла, окончательно и бесповоротно постиг его мозг. Но она не то чтобы мертва. Древние гены, доставшиеся ему от предка из Центральной Африки, просто отказывались рассматривать это. Люди не прекращают существование просто так, не исчезают в небытие, чтоб ему пусто было. «Когда люди уходят, – настаивала какая-то глубинно запрограммированная часть его сознания, – это значит, что они уходят куда-то еще, разве нет? А Севджи ушла. Ладно. Так куда именно она ушла? Вот что надо выяснить, потому что тогда можно будет тоже пойти туда, блин, и найти ее, быть с ней и в конце концов избавиться от этой поганой боли».

Вот так.

«Холмы, что погружались во тьму на противоположной стороне залива, – наверно, она может оказаться там? Или, возможно, среди всего этого стекла и стали, на другой стороне моста? Хорошо, может быть, она где-то в этом долбаном каньоне или за хребтами этих гор. А может, она здесь. За этим нереальным сияющим светом, за этим разреженным воздухом, стоит и ждет тебя».

Он впервые в жизни понял, почему губожевам так трудно не верить в жизнь после жизни, в некое другое место, куда ты отправляешься, уйдя отсюда.

А потом, когда Карл победил в себе то, на что был запрограммирован, когда осознание, к которому он пришел, растаяло внутри, на его месте не осталось ничего, кроме саднящей боли в груди и жгучей ненависти.

И тут, будто в ответ на все вопросы, откуда ни возьмись явились вертолеты.

Их было два. Два неприметных воздушных судна осторожно летели через сияющий воздух каньона, будто неуклюжие комары-долгоножки. Немного снизившись, они некоторое время с шумом сновали туда-сюда, и их быстро вращающиеся, размытые пропеллеры сверкали на солнце. Потом вертолеты заняли позицию над рекой напротив дома. Карл мрачно наблюдал за этим через разбитое панорамное окно. Грузоподъемности вертолетов хватало на по меньшей мере дюжину человек. Карл стоял так, чтобы его было не видно и чтобы валявшиеся перед входной дверью трупы создали у вновь прибывших соответствующее впечатление. Вертолеты стали снижаться. Тогда Карл схватил один из автоматов «Штайр» и пальнул примерно в их направлении. Реакция последовала незамедлительно – обе машины подорвались с места и устремились вниз по реке, возможно в поисках безопасного места для посадки.

Карл знал, что там тропа по расщелине спускается к воде, и со стороны берега ее прикрывает другая каменная стена. Его враги вполне смогут вернуться этим путем, вдоль реки, оставаясь невидимыми до тех самых пор, пока не окажутся на поляне перед домом, зеркально повторяя путь, который он сам проделал пару часов назад. Карл слегка нахмурился, прижал к плечу приклад-рамку «Штайра», прищурился в оптический прицел и поводил стволом туда-сюда, приспосабливаясь. Он был почти уверен, что сможет снять всякого, кто попытается приблизиться к дому, прежде чем тот преодолеет хотя бы пару метров по открытой местности. Конечно, его враги могут пойти на приступ, но это маловероятно – они ведь не знают, сколько народу в доме и что могло за это время случиться с Гретой Юргенс, жива она или мертва, в безопасности ли в своей похожей на утробу берлоге или ее стащили вниз, чтобы в любой момент использовать в роли живого щита с беспомощно свисающими, как у тряпичной куклы, руками и ногами.

Да и дом был крепким орешком, разгрызть который нелегко. На эту тему Феррер высказался предельно ясно и многословно: «Мужик, да у этой сучки там прямо-таки крепость долбаная. Прямо в долбаной скале, и сверху туда не попасть, там гладкие склоны, хрен подкрадешься. Я серьезно. – Тут он откинулся назад, руки в карманах новых чистых чиносов[81], ухмыляющийся, уверенный, – таким он стал, заключив сделку. – Мужик, она что, на целую херову армию там рассчитывает, что ли? И все потому, что она, на хер, спать легла? Мужик, я не знаю, чем эта сучка держит Манко за яйца, но, наверно, там что-то охренеть какое серьезное, раз он все это для нее сделал. Должно быть, она сосет божественно или еще что-то в таком духе».

Так же, как до него Стефан Неван, Суэрте сделал из того, что видел, совершенно неправильные выводы. Онбекенд остался в тени. Тот, кто не знал о нем, искал других, более правдоподобных объяснений.

Вроде появления монстров-нелюдей родом с Марса.

Именно это было движущей силой и прикрытием всего, что делал Ортис. «К нам подкрадывается монстр! Всем взять колья и факелы!» И не спрашивайте, даже не спрашивайте, кто на самом деле всему виной.

У реки, там, где стена понижалась, высунулась голова. Карл дал ее обладателю возможность хорошенько осмотреться, а потом выстрелил. В воздух взлетело каменное крошево и пыль, а голова, дернувшись, исчезла за стеной.

Ну, теперь ситуация им ясна.

– Марсалис?

Голос Манко Бамбарена. Карл встал спиной к стене у разбитого окна, держась в тени, и осмотрелся вокруг. Неправдоподобно яркий послеполуденный солнечный свет заливал каньон. Пригнувшись и посмотрев вверх, можно увидеть, как его лучи переваливаются через край каньона, а внизу лежит умиротворяющий синий сумрак лощины. Теперь, когда вертолеты улетели, тут было очень тихо – лишь стрекотали сверчки да жужжали над телами у дверей мухи.

– Черный человек, это ты?

– Хорошая догадка, – крикнул он в ответ, в отличие от Бамбарена не по-испански, а на кечуа. – Чего ты хочешь?

Короткое замешательство. Карл задался вопросом, а может ли Онбекенд следить за разговором на кечуа? Ведь нет никаких гарантий, что он выучил его, пока тайно жил на Альтиплано. Он легко мог обходиться испанским и английским. В качестве ручного пиштако Бамбарена ему не нужно было интегрироваться в местную общину. Такая изоляция – просто воплощенная мечта тринадцатого.

И, разумеется, Бамбарен ответил по-испански:

– Сейчас важнее, чего ты хочешь, Марсалис. Мы можем поговорить?