Кисельные берега - Анна Осьмак

на свете деется-то… Не иначе перед вторым пришествием…

Негодующе кривясь, управляющий удалился, пнув по дороге сонного Сырника, томящегося зевотой и печалью провожающего.

- Возьми, - Зарема сунула в руки подружки кожаный кошель. – Тебе нынче нужнее.

Кира ломаться не стала, упрятала увесистый мешочек в торбу подорожную.

- Спасибо, - сказала просто. – Не обещаю, что верну долг…

- А я знаю, что не вернёшь, - Зарема шмыгнула носом и поплотнее запахнула на груди парчовую душегрею. – Не встретимся боле. Было мне видение.

Кира помолчала, косясь на одинокого всадника, тающего в тумане… Не уследить его она не боялась - все дороги на север ведут из города через Совиные ворота, ему никак их не миновать.

- Ещё чего видела? – спросила у ясновидящей и тут же о своём вопросе пожалела.

Хотела ли она знать это? Скорее, нет, чем да.

Но Зарема уже отвечала:

- Что не надо тебе идти за ним, подруга. Беда на той дороге караулит.

- Прям беда? – уточнила Кира и вздохнула. – Или неприятности?

Персиянка внезапно сжала запястье всадницы и постаралась поймать её взгляд.

- Одумайся, хабиби, - она постаралась, чтобы предостережение её прозвучало убедительно и веско, - ещё не поздно, останься!..

У Киры неприятно заныло в животе.

- Зачем? – тем не менее усмехнулась она. – Зачем мне оставаться? Чтобы что? Чтобы жить у Никанорыча в приживалках? Или в счастливых супружницах у нашего душки Силантия?

- Вот именно! – горячо воскликнула Зарема. – Жить! Здесь, моя дорогая, ключевое слово «жить»!..

- Ты… хочешь сказать…

Кира стряхнула тонкие смуглые пальцы персиянки со своего запястья.

- Не говори мне больше ничего! – бросила она внезапно севшим голосом. – Знать ничего не желаю! – она лихорадно заозиралась. – Сырник!

Сырник встрепенулся и вяло заскрёб хвостом по земле.

- Ты со мной?

Пёс принялся жалобно поскрипывать, не трогаясь с места.

- Чёртов предатель! – Кира прикусила нижнюю губу. – Впрочем, оставайся. Раз уж мне из этого путешествия не вернуться, чего я за собой несчастного собакена тяну?

Она ударила пятками по бокам меланхоличной клячи, сосватанной ей накануне в качестве «весьма смирной и неприхотливой лошадки», и тронулась со двора. Подковы зацокали по булыжникам.

- Ты Сырника только не бросай! – крикнула она Зареме, обернувшись через плечо. – Забери с собой в Вышеград. Считай это моей последней волей, - она подмигнула подружке и помахала ей рукой.

Та кивнула и взмахнула рукой в прощальном жесте. Пёс расценил его, видимо, как отмашку для провожательных рыданий: он неожиданно истерично взлая и завыл – протяжно, свербящее, страшно…

Кира поспешно отвернулась, втянула голову в плечи и, понукая свою клячу, постаралась побыстрее покинуть узкий коридор Пивной улицы, пересечь Дворцовую площадь и свернуть в лабиринт переулков, ведущих к Совиным воротам. Здесь тоскливый собачий вой утонул, наконец, в шумах просыпающегося города. Здесь же она нагнала неторопливый перестук копыт преследуемого ею всадника и придержала кобылу: ни к чему маячить у него за спиной в зоне видимости. Не хватало ещё быть обнаруженной раньше времени. С него станется вежливо и грозно её отчитать и препроводить обратно, словно сбежавшую с уроков школьницу.

А она не школьница.

----------------------------------

Кира вскрикнула и чуть не вывалилась из седла от неожиданности, когда чья-то рука перехватила удила под понурой мордой пегой клячи.

- Задумалась? – осведомился Медведь. – Не хотел тебя пугать, извини.

За кустом бузины всхрапнул его спрятанный конь, переступил ногами по хрусткому ледку между кочками.

Какое-то время Медведь укоризненно смотрел на нахохлившуюся всадницу, потом отвернулся и пошёл отвязывать своего гнедого.

- Твоя кобыла сможет чуть ускориться? – спросил он, забираясь в седло. – Скоро начнёт темнеть, а нам до ближайшего постоялого двора ещё пути немеряно.

Кира с готовностью замолотила пятками по бокам своей лошади. Та вяло переступила ногами и окончательно загрустила. Прервав бесплодные попытки незадачливой наездницы, Медведь забрал у неё повод и прицепил к луке своего седла.

Оказавшись в безвыходном положении насильно ведомой, кляча смирилась, а оценив гордую поступь впередитрусящего жеребца, даже приободрилась и почти охотно потрюхала следом.

- Почему ты молчишь? – не выдержала Кира.

Медведь пожал плечами.

- Я думала, когда ты засечёшь меня, обязательно станешь ругаться, читать нотации и разворачивать мою кобылу обратно. А ты молчишь… Как будто тебе всё равно.

- Мне не всё равно, - отозвался Медведь. – Я ведь дождался тебя после того, как заприметил и узнал. Не бросил одну на дороге. В ночь. На поживу разбойным людям.

Лошадей для роздыху пустили шагом. Они плелись по схваченной морозцем обочине – на твёрдой целине животным было удобнее, чем на колеистой дороге – и периодически фыркали в серый сумрак то ли полудня, то ли приближающего вечера – понять было невозможно.

Свинцовая тяжесть неба висела так низко над землёй и пропускала так мало света, что Кира давно потеряла ориентир во времени. Сколько она в дороге? Час? Пять? Десять? Впрочем, десять – вряд ли. В это время года световой день не длится так долго. А он, судя по тому, как медленно густела его сумрачная серость, сходил на нет.

- Почему ты ничего не спросишь у меня?

- Что?

- Как я здесь оказалась, например?

Медведь усмехнулся и покосился на неё через плечо:

- Полагаю, доехала на этой несчастной животине?

Кира нервно дёрнула уголком рта:

- Ну хорошо. Пусть так. А почему я здесь?

- И почему ты здесь? – послушно полюбопытствовал спутник, не проявляя к этому вопросу ни малейшего любопытства.

- А потому! – разозлилась вдруг Кира. – Потому что мне показалось, будто ты тронулся умом, страж! Должен же кто-то присмотреть за полоумным, чтобы он лоб себе не расшиб, долбясь башкой в закрытую дверь! Почему бы не я? Мне всё равно заняться нечем…

- Ты напрасно так рисковала, - отозвался на её тираду Медведь, не обернувшись. – Одиноким девицам не место на большой дороге. Неразумно.

- Ещё как неразумно! – энергично закивала головой вредная девица. – Обещать вздорной принцессе достать перстень со дна моря – это просто апофеоз неразумности! Абсолютно согласна!

Её спутник придержал жеребца, чтобы порвняться с Кириной клячей.

- Завтра, - сказал он, глядя на неё серьёзно и хмуро,