Мемуары Дьявола - Фредерик Сулье

Анри.

Луицци скорчил гримасу. Пылкие чувства Анри вызывали у него острейшие колики, но доводы юноши казались весьма разумными – что ни говори, но красивой и неглупой девушке подобала бы лучшая участь, чем постриг. Он поспешно вскрыл следующий конверт, ожидая увидеть ответ Каролины, но там оказалось еще одно письмо Анри, написанное месяцем позже, чем предыдущее.

Каролине от Анри

Десять дней назад монастырский садовник передал предназначенный мне пакет; в безумной надежде я вскрыл его, дрожа от предвкушения. Но увидел лишь ответ Жюльетты ее матушке на письмо, что я отправил вместе с тем, в котором сказал Вам последнее прости. Рассказать, какой страшный удар пришлось мне выдержать, просто невозможно; все равно как уже разверстые небеса разом померкли и низвергли вас во тьму. Должно быть, такую боль испытывают умирающие в миг отхода в мир иной; но поскольку мои страдания не закончились, значит, я остался, к сожалению, на этом свете. Когда боль моя слегка утихла, я отправил письмо Жюльетты госпоже Жели, пребывая в совершенно подавленном состоянии. И тогда мне вдруг подумалось, что письмо это, раз его касались Ваши руки, принадлежит мне; и любой ценой я решил вновь прикоснуться к нему. В нем должны быть известия о Вас – это я понимал, и если бы оно вновь попало мне в руки, то не знаю, удержался бы я своем безумии от того, чтобы не распечатать его… Но письмо уже ушло, и, не в силах дотронуться до него, я решил узнать его содержание. Я пришел в Отрив, к госпоже Жели, и спросил, какие есть новости от ее дочери. «У нее все прекрасно», – проворковала она. Долго не смел я заговорить о Вас; наконец в смущенном трепете я пробормотал Ваше имя, и госпожа Жели ответила буквально следующими словами: «Жюльетта пишет, что ее подружка очень переменилась; ночи напролет она плачет, а днем молится без конца». Я повторил про себя эту фразу и ушел. Разум мой помутился. Словно на крыльях долетел я до монастырских стен, и только в тот момент, когда собрался стучать в ворота Вашей темницы, вспомнил, что между нами есть и более серьезные препятствия. О! Стены – не помеха, я протаранил бы их собственным лбом, если бы это послужило Вашему спасению; но остатки рассудка подсказали мне, что не нужно открыто проявлять безумие, за которое Вас могут наказать. Всю ночь я бродил вокруг обители Вашего горя, страдая и плача вместе с Вами. Меня приводило в бешенство собственное бессилие. О! Каролина, выслушайте меня; Вы страдаете, Вы исходите слезами – я знаю; от чего же Вы отчаиваетесь, как не от безвыходности Вашего положения? Положитесь же на человека, который никогда не изменял слову чести, и я вырву Вас из казематов, а затем Вы никогда больше обо мне не услышите, если того пожелаете. Или же я ошибаюсь и Ваши печали происходят от того же, что и мои? Может быть, Вы любите кого-то и страдаете от разлуки? Что ж! Если это так, то найдите в себе смелость признаться, и ваш возлюбленный станет мне братом; я разыщу его и, несмотря ни на какие препятствия, соединю Вас с ним, а потом опять исчезну из Вашей жизни. Вы не увидите меня с того момента, когда обретете счастье… Я убегу как можно дальше от Вас, ибо возненавижу того, кто дал Вам его… Одно лишь Ваше слово, прошу Вас как о милости! О! Доверьтесь мне, Каролина, ведь любовь – тоже религия, и у нее есть свои мученики, с радостью жертвующие собой ради культа, которому они себя посвятили. Я жду. Подумайте о том, что я жду и что, если не услышу от Вас в ближайшее время ничего определенного, уже не смогу обещать того, что мог бы сделать сейчас. Будьте милосердны ко мне, пожалейте и себя.

Анри.

После этого письма Луицци задумчиво почесал в затылке.

«На такие чувства, – подумал он, – способен, наверное, только южанин. Здесь либо извечная гасконская склонность к преувеличениям, либо я просто несведущ в этих делах. Правда, в газетах сколько угодно рассказов о самоубийствах из-за несчастной любви, о вызванных ею преступлениях и злодеяниях. Нельзя полностью отрицать существование подобных характеров. Тем более что, насколько я понимаю, этот Анри – не кто иной, как сегодняшний раненый лейтенант, а он, судя по рассказу папаши Бруно, – храбрый солдат, что, как правило, не позволяет предположить в человеке бесчестности. Похоже, все-таки я ничего не смыслю в людях…» – заключил барон свои размышления и продолжил чтение.

Анри Донзо от Каролины

Зачем Вы вновь обращаетесь ко мне, сударь, зачем опять бередите раны? Оставьте меня с ними наедине! Все Ваши предположения не соответствуют действительности. Я не люблю. О Господи, что стало бы со мной, если бы я полюбила!

Каролина.

Каролине от Анри

И все-таки я прав, Каролина, Вы влюблены; я понял это по последним словам вашего письма. Позвольте, раз уж Вы доверились мне как другу, хладнокровно ответить на вопрос, который Вы задаете с такой грустью. Что станет, если Вы полюбите? Знайте же: Вы свободны, и Ваше столь незавидное одиночество на самом деле имеет одно преимущество – Вы хозяйка своей судьбы. Вскоре, по достижении Вами совершеннолетия, опекун предоставит в Ваше распоряжение принадлежащее Вам состояние, и Вы будете вольны поступать с ним, как Вам заблагорассудится, не спрашиваясь ни у кого. Матери-настоятельницы, прекрасно это понимая, поведают Вам обо всем именно в тот день, когда будут уверены, что им удастся обратить в свою пользу Ваш выбор. Вы спрашиваете, Каролина, что с Вами станет? Вы станете почитаемой и любимой супругой того, кого любите, святой матерью семейства, распространяющей вокруг себя атмосферу любви, словно весенний воздух, от которого распускаются зеленые ростки; Вы станете абсолютной повелительницей сердца, преданного Вам, словно верный раб; Вы станете счастьем и гордостью новой семьи, образцом совершеннейшей прелести, вызывающим всеобщее восхищение и уважение; Вы достигнете всего того, что и хотел бы от Вас Бог. Вот какая «страшная» участь ожидает Вас, вот какая судьба у Вас впереди, если только Вы отважитесь на решительный поступок. Но я весь дрожу при мысли, что, может быть, напрасно расписываю Ваше счастливое будущее – а вдруг я только вызываю новую боль? Возможно, Вы не смеете довериться своему избраннику из боязни, что он окажется недостойным или быстро разлюбит Вас? Оба эти предположения равно безрассудны. Ваше сердце не позволяет мне поверить в первое, а мое собственное говорит о невозможности второго. От чего же Вы тогда страдаете? Какую тайну храните в себе? О! Доверьтесь мне, Каролина, я люблю Вас достаточно сильно, чтобы узнать о Вашей любви к кому-то и отдать Вас ему, но спасти, несмотря ни на что! Сама смерть меня не остановит!

Анри.

– Честное слово, – проворчал Луицци, – этот малый либо полный болван, либо жуткий ловкач; либо он действительно ничего не понимает, либо хочет, чтобы ему выложили все и сразу. Посмотрим же, что ответила ему моя бедная сестренка.

Анри от Каролины

Анри, спасите же меня!

Каролине от Анри

Так Вы любите меня! Я – Ваш избранник! Вы любите меня, Каролина… О! Позвольте же мне встать перед Вами на колени… позвольте же с восхищением поблагодарить Вас. О! Я хотел бы рассказать Вам, какое неземное счастье испытал я от Ваших слов, поразивших меня как гром среди ясного неба; я зашатался и закрыл глаза, подумав, что гибну… Затем, с Вашим именем на устах, я пал на колени. О! Вы поверили мне, и я сделаю все для Вашего счастья, клянусь… Вы будете счастливы ради моей собственной жизни, ибо в Вашем блаженстве теперь вся моя жизнь, сердце мое перестанет биться при одной только Вашей слезинке. Сегодня я не могу сказать большего… Я потерял голову… Я плачу, дрожу и сомневаюсь… А вдруг я сошел с ума? Неужели это правда, неужели Вы меня любите?