Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

для гравировки. Упомянутого в процитированной Козловским записи изображения, к сожалению, пока не выявлено. Но источник материалов для гравюр Шхонебека очевиден.

Череда панегириков продолжилась и после отъезда Петра в Великое посольство. Теперь это уже были панегирики европейских авторов. 14 (24) апреля 1697 г. московские дипломаты прибыли в Митаву, а на следующий день канцлер герцога Курляндского устроил для послов торжественный обед, в ходе которого членам посольства презентовали печатные листы «с похвалою» на немецком, греческом и латыни[2262]. Текст в форме элогиума составил Христиан Борнманн, придворный поэт курляндского герцога[2263]. В нем московский монарх восхвалялся как завоеватель Азова и владыка многих земель. Царя призывали продолжить угодную Богу войну, уничтожить «фракийских лисиц» (турок), завоевать Татарию, Константинополь и стать цесарем греков. Текст был переведен сразу же после его вручения кем-то из участвовавших в посольстве переводчиков. Его также послали в Москву, где панегирик повторно перевел для курантов Иван Тяшкогорский. На заседании Боярской думы он прозвучал уже 5 мая[2264].

Стихи Борнманна были высоко оценены Петром. Автора наградили 12 золотыми[2265]. После этого поэт опубликовал еще одно стихотворение и подал его уже не через слуг герцога, а напрямую, от имени митавских иезуитов. Это была первая встреча царя с представителями ордена Св. Игнатия. Второй элогиум написан на латинском языке[2266]. Изысканная утонченность и сложная игра слов и смыслов данного произведения сыграла против него. Данное произведение не смог полностью адекватно перевести на русский язык ни переводчик Великого посольства, ни Тяшкогорский (для курантов). Несмотря на проблемы перевода, русские читатели могли убедиться, что царя восхваляют как победителя турок.

Иезуиты не удовлетворились подачей печатного листа 22 апреля. При отъезде Петра из Митавы они оказались в числе провожающих посольство. Кто-то из них произнес напутственную речь на латинском языке, текст которой также был передан посольству. Петр вновь чествовался в качестве покорителя Азова и солнца, которое разгоняет турецкую тьму[2267]. Российская сторона высоко оценила старания иезуитов. Они вновь получили награду золотыми[2268].

На земле бранденбургского курфюрста послов торжественно встречали с музыкой и песнями на немецком языке. Рукописные тексты приветственных песен сохранились от встреч в Мемеле[2269] и Тильзите[2270]. Однако политики мы в них не встречаем. К примеру, пять строф песен, исполненных 13 мая в Тильзите, содержали приветствие и сообщение о том, что как для послов сияет солнцем их царь, так здесь блистает курфюрст, который очень рад гостям. Гораздо интереснее изданные стихи Георгиуса Раддеуса, капельмейстера бранденбургского курфюрста, которые вручались послам на банкете при отпуске посольства 2 июня[2271]. Практически все произведение немецкого поэта было посвящено теме искоренения турок и татар. Уже после отъезда дипломатов из Кенигсберга посольский переводчик Петр Вульф приобрел для Петра подробное описание их торжественной встречи[2272]. В том же антитурецком ключе Великое посольство продолжали чествовать и в Берлине, здесь появился новый печатный панегирик, датированный 20 июля[2273].

16 августа 1697 г. Великое посольство въехало в Амстердам[2274]. Здесь его встречали не менее торжественно[2275]. Довольный государь писал об этом А. А. Виниусу: «послы въчерась принеты горазда с честию»[2276]. Архивное дело, озаглавленное «Перевод с стихов на прибытие в Амстердам полномочных российских послов Лефорта с товарищи поднесенных. Тут же латинские стихи поднесенные, сочиненные Ретерсом в похвалу государю Петру I о одержанных их победах»[2277], содержит два сочинения. Одно из них сохранилось в переводе[2278], оно озаглавлено как «Песнь приветствовательная». Адресатами были официальные руководители миссии — Лефорт, Головин и Возницын. Им сообщалось, что река Амстела, на которой стоит Амстердам, рада видеть посланцев из России. В последней строке вновь звучала триумфальная тема: «Сице триумфы Москве победительнице, да обезсмертвит Бог».

Панегирик Петру выглядел более официально. Его опубликовали в виде отдельного листа на латыни за подписью П. Рётерса (P. Roeters), в русских документах упоминается как Ретерс или Рейтер. Последний получил награду за данную публикацию после отъезда посольства из Гааги 20 октября[2279]. Рётерса восхитила «Марсова доблесть» русского царя. Так же, как в других панегириках, были отмечены его победы над турками и взятие Азова. Однако последняя треть стихотворения посвящена «более кроткой» славе Петра, которая не меньше, чем военные свершения, «привлекает к тебе народы»[2280]. Можно предположить, что панегирист знал о предстоящих мирных переговорах.

В честь встречи в Утрехте 1 сентября 1697 г. бургомистра Амстердама Витсена, московского царя и короля Англии Вильгельма III Оранского печатник Франсуа Хальма опубликовал еще один панегирик. В нем восхвалялись подвиги высоких участников встречи, но ничего не сказано о ее политических перспективах[2281]. В Амстердаме царь лично познакомился с А. Шхонебеком, гравировавшим изображение московского «триумфального» фейерверка 12 февраля 1697 г. Под руководством мастера государь собственноручно вырезал офорт «Победа христианства над исламом»[2282]. На ней ангел с крестом в руке попирал ногами полумесяц и вражеские знамена[2283].

Следующий панегирик Петр услышал уже в 1698 г. в Англии, где московского царя встречали «аки путьшествующего Фебуса». В английском сочинении прозвучало множество слов, прославляющих победы царя — «потоптателя Магомета» — над турками и татарами и распространение христианства на новых землях. Выражалась уверенность в том, что «победительный меч» московского царя будет «на востоке законы раздавати». Тем не менее значительная часть панегирика была посвящена благодетельности мира[2284].

В конце зимы или самом начале весны 1698 г. кто-то из участников Великого посольства направил в Москву подборку из трех печатных панегириков. Выбор пал на оба митавских текста Борнманна и кенигсбергский Раддеуса. Почему о них вспомнили более чем полгода спустя — непонятно. Особенно если учесть, что трехъязычный текст Борнманна в Москву уже один раз отправляли. Можно предположить, что кто-то из членов посольства решил подобрать для оставшегося в Москве правительства лучшие из панегириков. Выбор пал на те, где антитурецкая тема звучала особенно ярко. Бояре ознакомились с переводом 28 марта[2285]. Возможно, тексты должны были напомнить читателям о приближающемся лете — сезоне боевых действий. Можно также предположить, что откликом на перевод этих панегириков стали «Стихи на победу злочестиваго Мустафы, султана турскаго» жившего в России лаодикийского митрополита Парфения Небозы (датированы 12 апреля 1698 г.). В них также звучит призыв к захвату Константинополя[2286].

Еще одно панегирическое стихотворение на латинском языке опубликовал упоминавшийся выше К. А. Синибальди. Он превозносит мужество «великого князя Московии», хвалит его за предпринятое посольство, постройку флота, выражает уверенность, что все эти усилия предназначены не для того,