Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

Эта бедная природа –

Край великого терпенья –

Край ты русского народа!

Не поймет и не отметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В бедноте твоей смиренной…

15 сентября.

– Какая вы, должно быть, способная, – сказал сегодня мой «хозяин».

– Это отчего вы так думаете? – удивилась я.

– Да так. За что ни возьметесь – все хорошо выходит. В саду, в огороде работаете – выходит ловко, – хоть вас и воспитали как барышню. И по-английски – какие быстрые успехи делаете.

Мне стало больно-больно…

К чему все это, если он не любит меня?..

16 сентября.

Нет, не могу больше!

Все, все опротивело мне здесь: и эти дома, и это однообразие, а шум моря неустанно напоминает, что только оно одно отделяет меня от той страны, где он живет. Только море! Как я завидую птицам! легкие, свободные – они играют с расстоянием, с пространством…

Я читала Страхова «Мир как целое». Ученый автор посвятил целый толстый том на доказательство того, что человек – венец творения.

А я так рада была бы теперь все отдать, если бы какой-нибудь волшебник мог обернуть меня в птицу… чтобы улететь туда, за море, в Париж, к его окну…

17 сентября, вторник.

Все удивляются, почему я уезжаю. А я удивляюсь – как могла так долго прожить здесь?

Теперь иногда и днем ухожу на берег моря и сажусь на песке и смотрю, смотрю, не отрываясь, на бледные волны, которые то резво бегут к берегу, ласкаясь как дети, то бьются с сердитым шумом.

Не люблю я моря. Меня пугает эта чуждая стихия, такая величественная, такая грандиозная, беспокойная, перед которой мы, люди, словно пигмеи какие… Никогда так ясно не сознаешь ничтожества и бессилия человека, как во время бури на море… Мы, жители равнины, привыкли к природе мирной, ласкающей. Не оттого ли и характер у нас, русских, мягкий, что мы не закалены борьбой с грозными стихийными силами?

Я впервые увидела море и горы уже будучи взрослой.

И я полюбила горы.

От них веет впечатлением спокойной, неподвижной, охраняющей силы; в то же время они таинственны, так как всегда скрывают за собой новые, еще неведомые места.

Следя взглядом за их вершинами, и душа иногда возвышается над мелочами и пошлостью жизни…

18 сентября, среда.

Собираю вещи и укладываюсь.

Приехал милейший Дервальд.

– Отчего вы уезжаете? что за фантазия? Ведь у вас начало лекций еще не скоро, в ноябре. Пользуйтесь случаем, когда-то еще раз попадете в Англию, изучайте язык; уезжать непрактично.

Я и сама знаю, что непрактично, но как сказать мне ему, что я не могу, не могу более оставаться здесь.

Я всем объясняю, что у меня есть своя программа пребывания в Англии, что раз я немного выучилась говорить и понимать по-английски, то надо выполнить и другие пункты: ознакомиться с существующими в Лондоне женскими обществами, физическим воспитанием детей, посмотреть театры, музеи…

А на самом деле – пробуду в Лондоне ровно настолько, чтобы сделать самые необходимые покупки, побывать хоть в одном женском клубе, просмотреть журналы, относящиеся к женскому движению в Англии, и – скорее, скорее во Францию!

Лондон, 20 сентября.

Вчера утром уехала из этого хорошенького местечка. Дождь лил как из ведра, и ветрено было. Прощай, море, белые ленты дорог, красные домики! Увижу ли я вас когда-нибудь? Я оставляю этот уголок безо всякого сожаления. Сердце так и замирает при мысли, что меня теперь отделяют от Парижа всего какие-нибудь двадцать четыре часа пути.

Лондон, 23 сентября.

Чтобы быть ближе к центру – взяла пансион около British Museum. Каждое утро для экономии времени – составляю подробный маршрут, список всех омнибусов, трамваев, записываю, что надо сделать – словом, принимаю все меры, чтобы как можно скорее покончить с покупками, поручениями, – и все-таки расстояния так велики, что на примерку платья в магазине теряешь полдня. Лондонские магазины несравненно лучше парижских; таких, как на Regent-Street, я в Париже не видывала. Англичане отлично одеваются у себя дома. Но, попав в Париж, как и большинство иностранок, делают одну и ту же ошибку: стремясь одеться во все «парижское», покупают все в больших магазинах, не руководствуясь никакой другой идеей. Впрочем, мои соотечественницы в этом отношении еще хуже: те покупают красные шляпы, голубые платья, белые зонтики и башмаки и в такой яичнице красок самодовольно гуляют по Парижу, воображая, что одеты, «как парижанки».

Все никак не могла отыскать адрес Women’s Institute – одного из главных женских обществ.

Я совсем не умею справляться со здешними адресными книгами, – эти невероятно толстые тома повергают меня в столбняк отчаяния, и я чувствую себя перед ними, словно на берегу моря: маленькой, жалкой, ничтожной, как пигмей. По счастью, в магазине встретилась с поляками, прекрасно говорящими по-русски. И один из них любезно разыскал в этих книгах нужный адрес. Завтра пойду искать этот институт.

26 сентября, четверг.

Наконец-то удалось! Оказалось, что Women’s Institute переменил квартиру – и пришлось потерять немало времени, пока-то разыскала новое помещение.

Women’s Institute – нечто вроде женского клуба: в большой удобной квартире находится библиотека, читальня, по стенам – картины с обозначением цен. Тут же и справочное бюро – за полтора шиллинга можно получить какие угодно сведения по женскому вопросу. Какие англичанки практичные! Я обрадовалась такому облегчению своей задачи, заплатила шиллинг и шесть пенсов и написала все интересовавшие меня вопросы.

Сегодня получила ответы. Адреса редакции English Women’s Review, клуба журналисток, и список колониальных журналов, посвященных женскому движению.

Вчера огромные разноцветные афиши с изображением автомобиля, летящего в пропасть, привлекли мое внимание. В Adephi theatre шла «The great millionaire» – большая мелодрама. Я столько бегаю, так устаю, что даже рада тому обстоятельству, что теперь не сезон: по крайней мере, не так досадно, что некогда ходить в театр. Но афиша-реклама заинтересовала меня: как это будет на сцене лететь в бездну автомобиль – этого я еще не видала; взяла билет и вошла.

Действительно, это была большая мелодрама. Богатый и добродетельный юноша и прекрасная бедная девушка на протяжении шести актов боролись с разными препятствиями и злодеями, чтобы в конце концов благополучно соединиться браком. Тут было все: и бунт голодной толпы в Уайтчапелле; на сцене летали разбитые стекла, хлеб из разграбленной булочной, каменья… и роскошный обед у миллионера; настоящая выставка туалетов, фраков, цветов и мебели, и, наконец, автомобили, из которых один – правда, издали – действительно полетел с обрыва. Мелодрама была только текстом к большим живым картинам, поставленным с замечательным искусством.