The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

Вплоть до Первой мировой войны французская общественность проявляла сравнительно небольшой интерес к подобным вопросам, поэтому сильную роль в формировании колониальной политики играли небольшие лобби - в первую очередь представители колониальной армии и флота, а также географы. С другой стороны, критика колониализма и империализма во Франции была менее острой, чем в Великобритании. В 1890-х годах в обществе сложился консенсус относительно того, что колонии полезны для нации и предоставляют прекрасную возможность реализовать ее культурное мастерство и гражданскую миссию.

Политическая стерильность французского империализма просто поразительна. Страна citoyens не экспортировала ни одной демократии, большинство ее колониальных режимов были исключительно авторитарными, а последующая деколонизация прошла относительно гладко только в Западной Африке. Кроме того, в ранней истории французской экспансии ошибки случались гораздо чаще, чем у британцев. Особенно жестоким ударом стал успех Великобритании в 1882 г., когда она вырвала Египет из-под носа французов. Основным культурным эффектом французской экспансии стало распространение французского языка, особенно долговременное в Западной Африке. В остальном ассимиляция оставалась открытой для немногих представителей новых образованных классов колоний, и ожидаемые от них культурные изменения были крайне радикальными. Поскольку это не привело к формированию подлинно интегративной имперской культуры, Французская империя не смогла впоследствии превратиться в более рыхлую структуру по типу Британского Содружества.

Колонии без империализма

Были и колониальные владения без империи. В качестве примера можно привести Бельгийское Конго (у Франции было свое Конго-Браззавиль, созданное в 1880 г. авантюристом Пьером Саворньяном де Бразза, поднявшим флаг от ее имени); только в 1908 г., после выявления бесчисленных злодеяний, бельгийское правительство приняло на себя ответственность за эту территорию от короля Леопольда II - или, выражаясь языком международного права, аннексировало ее. Леопольд был одним из самых безжалостных и амбициозных империалистов эпохи. Под его властью Конго не было даже минимально развито: это был чистый объект эксплуатации. Всевозможное насилие и произвол заставляли беззащитное население заниматься каторжным трудом для получения чрезвычайно высоких квот на экспортные товары, такие как каучук и слоновая кость. Прибыль шла в карманы короля и на строительство общественных зданий, которые до сих пор украшают бельгийские города. Уэльский журналист и исследователь Генри Мортон Стэнли, который в 1877 г. стал первым европейцем, пересекшим Африку с востока на запад на уровне Конго, впоследствии работал на Леопольда II и организовывал вооруженные экспедиции, которые поначалу не встречали особого сопротивления. С 1886 г. за порядок в Конго отвечала Публичная сила - исключительно жестокая армия, состоявшая из африканских наемников, позднее пополненная набранными из местных жителей воинами, а на востоке страны она вела кровавые бои с работорговцами суахили (которых часто называли "арабами"), в результате которых погибли десятки тысяч человек. Таким образом, реальный государственный аппарат в эвфемистически названном Свободном государстве Конго был крайне примитивным, а бельгийские поселенцы были немногочисленны и малочисленны; крупные концессионные компании, которые впоследствии делили богатства Конго, также не обеспечивали бельгийцев значительным количеством рабочих мест. Что касается африканцев, то они практически не попадали в поле зрения белых, практически никто из них, в отличие от французской или британской империи, не получал высшего образования в "материнской стране". Культурные трансферы в обоих направлениях были близки к нулю. Поскольку заморские интересы Бельгии были столь незначительны, она практически не играла никакой роли в империалистической дипломатии высокого уровня, являясь лишь значимым фактором в финансировании китайских железных дорог.

Нидерланды также не имели колониальной империи, но у них была активно управляемая колония. Примерно с 1590 по 1740 г. Нидерланды были самой мощной силой в мировой торговле, обладая "морской империей" с базами от Карибского бассейна до Японии. Однако к XIX веку от Голландской Ост-Индии мало что осталось. В 1880-х годах Нидерланды были единственной западноевропейской страной, не участвовавшей в разделе Африки, и даже продали свои последние владения на Золотом Берегу (Гана) англичанам в 1872 году. Голландцы наслаждались своим положением сокращающейся колониальной державы, представляя себя маленькой нейтральной нацией, служащей делу прогресса посредством мягкого колониализма, совершенно отличного от агрессивного и хищного колониализма великих держав; любая экспансия была связана не более чем с ужесточением контроля над индонезийскими островами, где они впервые утвердились в начале XVII века (основание Батавии в 1619 году), но долгое время не могли закрепиться. Этот многовековой процесс завершился только войной в Ачехе, в ходе которой в 1873-1903 гг., преодолевая ожесточенное сопротивление, они подчинили себе северную оконечность Суматры. Эти военные действия, стоившие жизни не менее 100 тыс. человек, вызвали в Нидерландах серьезные споры. Главные факторы, по сути, были международными, поскольку последовательно возникали опасения американской или британской, а затем немецкой или японской интервенции. Как часто бывает в истории экспансии, это был случай агрессивной обороны, а не паники в последнюю минуту при мысли о том, что их лишат трофеев. Если и создавалось впечатление, что Нидерланды вступают в новый раунд империалистической игры, то не потому, что это было вызвано каким-то новым импульсом. Большая и богатая индонезийская колония - во всех отношениях уступающая только Британской Индии среди европейских владений в Азии и Африке - по-прежнему представляла интерес для голландцев по тем же причинам, что и до 1870 года. Нидерланды были «колониальным гигантом, но политическим карликом».

Около 1900 г. произошла смена методов колониализма, причем не только со стороны голландцев. Завоевание Африки было практически завершено, и в новых, более спокойных условиях крупные колониальные державы проводили более планомерную и менее жестокую политику. Повсеместно преследовалась цель, которую во французской колониальной теории принято называть "валоризацией" (mise en valeur). В африканской империи Германии, особенно в Восточной Африке, годы после 1905 г. стали называть "эпохой Дернбурга", по имени колониального секретаря Бернхарда Дернбурга. В британской Малайе в это время проводилась аналогичная политика. Но наиболее тщательная реализация этой политики, которую наиболее внимательно изучали другие колониальные державы, происходила в Индонезии. В период с 1891 по 1904 год только двадцать пять французских делегаций отправились изучать Голландскую Ост-Индию в надежде узнать секреты наиболее выгодного использования туземного труда. В период между двумя войнами, когда колониализм вступил в свою зрелую стадию более или менее во всем мире, Голландская Ост-Индия могла служить своего рода моделью как для хороших, так и для плохих условий. Индия, хотя и нетипичная во многих отношениях, играла эту роль в XIX веке, но ее освободительное движение опередило большинство других колоний и уже было на пути к новому будущему. Голландская Ост-Индия скорее олицетворяла собой преемственность в колониальном управлении и идеологии.

В период с 1830 по 1870 гг. недавно разработанный добывающий институт так называемой системы культивации (cultuurstelsel),