Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс

Эйзенхауэр незамедлительно, 28 марта, вероятно чтобы исключить возможность дальнейших споров, отправил Сталину послание, в котором рассказал о своих планах и спросил мнение советского вождя о них. Насколько известно, он не удосужился предварительно информировать своего заместителя, главного маршала авиации Теддера, Объединенный комитет и Черчилля. Он, несомненно, рассчитывал на поддержку Объединенного комитета начальников штабов и президента, если его план и право напрямую сообщить о нем Сталину будут поставлены под сомнение.

В Ялте Объединенный комитет начальников штабов сообщил президенту, что, по их мнению, крайне желательно установить прямую связь между командующими на Западе и советским Генеральным штабом. Поскольку считалось, что для этого требуется официальное согласие Сталина, «…меморандум президента премьер-министру, включающий в себя меморандум с требованием маршалу Сталину согласиться на предложенный способ связи через военную миссию в Москве, был представлен президенту, подписан им и тотчас же отправлен премьер-министру» (записки Болена о встрече президента со своими советниками 4 февраля 1945 года). К сожалению, составителям ялтинских документов не удалось найти копию этого меморандума, включающего меморандум Сталину. Ответ Черчилля Рузвельту также не приведен ни в этом сборнике, ни в книге Черчилля. В тот же день Рузвельт лично сказал Сталину, что армии достаточно подготовлены к обоюдному контакту и он надеется, что генерал Эйзенхауэр сможет напрямую общаться с советским Генеральным штабом. Сталин согласился, сказав, что, по его мнению, очень важно и перспективно, чтобы штабы разработали в Ялте детали этого предложения. Затем на заседании Объединенного комитета 5 февраля фельдмаршал сэр Алан Брук заявил, что британские начальники штабов тоже заинтересованы в установлении связи с советским Верховным Командованием, и согласился, что военные миссии, аккредитованные в Москве, должны действовать как связующее звено на высшем уровне; генерал Антонов согласился с ним.

Из открытых отчетов так и не ясно, было ли решение, заключенное тремя военными штабами в Ялте, оформлено в виде директивы Эйзенхауэру прежде, чем он 28 марта отправил свое послание Сталину. Протоколы дискуссий в Ялте, несомненно известные ему, похоже, являются достаточной основой для предпринятых им шагов. Или, может быть, он считал, что вопрос уже урегулирован, если ему позволили послать Теддера в Москву для прямой беседы со Сталиным и советскими начальниками штабов. В мемуарах Эйзенхауэр лишь вспоминал, что, как главнокомандующий, он действовал в пределах своих прав общаться с Москвой «по чисто военным вопросам», согласно договору, заключенному в январе и одобренному Объединенным комитетом.

Из протоколов ялтинских дискуссий не видно, чтобы на них обсуждалось право Эйзенхауэра лично и напрямую обращаться к Сталину, хотя в них признавалось, что Сталин, как глава советских вооруженных сил, будет диктовать ответы. Удивление видно в комментарии, сделанном Черчиллю секретарем британских начальников штабов: «…они [начальники штабов] никогда не обсуждали право обращения Эйзенхауэра напрямую к маршалу Сталину по вопросам нашей основной стратегии, ответственность за которую несет Объединенный комитет».

Вот тезисное изложение этого послания:

1. Целью безотлагательных (то есть текущих) операций является окружение Рура и уничтожение вражеских сил, защищающих его. Он полагает, что эта операция будет завершена к концу апреля, если не раньше.

2. Затем он приложит усилия к тому, чтобы разъединить силы противника, соединившись с советскими войсками.

3. Лучшим способом осуществить это соединение было бы наступление с запада от Эрфурта-Лейпцига-Дрездена.

4. Затем он постарается осуществить второй рывок навстречу советским войскам в регионе Регенсбурга-Линца на юге; а если это будет осуществлено, появится возможность предотвратить сопротивление немцев во всех укрепленных районах Южной Германии.

5. Прежде чем он примет окончательное решение по этому плану, было бы очень полезно как можно теснее скоординировать действия союзников с замыслами Советского Союза. Поэтому он просит Сталина ознакомить его с планами Советского Союза, чтобы оценить, насколько согласуются их намерения.

6. Он готов послать офицеров для осуществления полевой связи между наступающими силами союзников и наступающими силами Советского Союза и для обеспечения скоординированности действий.

Это можно резюмировать и истолковать следующим образом: предположительно, войска, направляющиеся с востока и запада, встретятся в этих местах; армии Брэдли будут двигаться на восток через Центральную Германию в направлении Лейпцига и Дрездена и где-нибудь на своем пути встретятся с наступающими русскими; на юге американские силы будут продвигаться через Нюрнберг, Регенсбург и по долине Дуная в Австрии, где они встретятся с находящимися на юге частями Красной армии; и, хотя в послании это изложено недостаточно четко, вскоре стало ясно, что Эйзенхауэр также планирует заставить армию Монтгомери на севере двигаться к Бремену, Гамбургу и к Балтийскому морю и где-нибудь по пути встретиться с русскими.

Генерал Дин и адмирал Арчер, сопровождаемые американским и британским послами в Москве, вечером 31 марта передали Сталину послание Эйзенхауэра. Прочтя его, Сталин одобрил план Эйзенхауэра, но сказал, что более определенный ответ сможет дать, посоветовавшись с Генеральным штабом. Разговор, произошедший в тот вечер, говорит о многом. Напомним, что он состоялся через две недели после того, как 16 марта Молотов впервые потребовал прервать переговоры в Швейцарии, и за три дня до того, как 3 апреля Сталин в письме Рузвельту выразил уверенность, что за спиной Советского Союза совершаются какие-то тайные дела, в результате которых немцы прекратят сопротивление на западе, чтобы перебросить силы на восток.

Сталин поинтересовался, будет ли второе южное наступление производиться из Италии или с юга Западного фронта; ему ответили, что с Западного фронта. Он полюбопытствовал о численности немецких дивизий, сражающихся на Западном фронте, и, похоже, на него большое впечатление произвело число захваченных там немецких военнопленных. Когда Гарриман напомнил ему об опасениях, что операциям Красной армии на этот раз могут помешать дороги и погода, Сталин ответил, что погодные условия лучше, чем ожидалось, и что в горах Чехословакии русские столкнулись с сильным сопротивлением немцев, но они уверены, что одолеют их, как это уже было на озере Балатон в Венгрии.

На следующий день, 1 апреля, Сталин послал Эйзенхауэру письменный ответ, в котором одобрил изложенный план, и рассказал о согласованной переброске войск, которую намеревались произвести русские. Его основные пункты имеют решающее отношение к последующим событиям. Итак, Сталин:

1) полностью согласился с идеей соединения сил в регионе Эрфурта-Лейпцига-Дрездена;

2) заявил, что советское Верховное Командование намерено нанести главный удар именно в этом направлении;

3) утверждал, что оно также поддерживает план второго, дополнительного соединения где-нибудь в районе Вены, Линца или Регенсбурга;

4) подтвердил мнение, что Берлин больше не имеет того стратегического значения, которое имел раньше, и сказал, что поэтому только второстепенным советским силам будет поручен берлинский выступ;