Междуглушь - Нил Шустерман

— Впечатляюще!

— Расскажите мне о вашей войне!

Ник немного помолчал, соображая, как бы ей всё это преподнести.

— Что ты слышала о Мэри, Небесной Ведьме?

Цин взглянула на Ника, потом на Джонни-О, потом опять на Ника.

— О ком? — Она взглянула и на Кудзу, как будто пёс мог подсказать, о ком речь, но тот лишь повилял хвостом.

Ник вздохнул в притворном сокрушении. На самом деле это очень хорошо, что она не слыхала о Мэри — легче будет настроить её в нужном направлении.

— Пойдём, — сказал он. — Я расскажу тебе о Мэри по дороге.

И тут, наконец, Джонни-О пощупал свою губу и возопил:

— Эй, где мой «кэмел»? Что случилось с моим «кэмелом»?

— О чём это он? Не было тут никаких вонючих верблюдов![11]

— Моя цигарка, ты, полумужик недобитый!

Ник не стал ввязываться в их перепалку и повернулся к «Челленджеру». Хлипкий стеллаж исчез, и теперь ничто не маскировало тот совершенно потрясающий факт, что корабль висел, ни на что не опираясь; вернее, он опирался на невидимое воспоминание о пусковой платформе. Память в Междумире была силой куда более могущественной, чем гравитация. Она могла удерживать многотонную махину в воздухе. Она могла медленно превратить человека в шоколад.

В голове Ника уже начал складываться план, в котором умениям Цин отводилась немаловажная роль, но делиться им с кем-либо юноша не был готов — по крайней мере, пока.

Тем временем драма продолжалась.

— Как же я буду без моего «кэмела»? — горестно причитал Джонни-О.

— Может, Цин раздобудет тебе никотиновый пластырь? — предложил Ник.

— Ещё чего! А от жилетки рукава те’ не надо? — окрысилась Цин на Джонни-О и добавила, вложив в это словечко всё своё ехидство: — Сэр!

— Ты глянь, она знает, что такое жилетка! — не остался в долгу Джонни-О.

Ник едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Всё понятно — эта парочка была словно создана друг для друга. Пусть потешатся, он не будет мешать.

Они отправились в обратный путь, а космический корабль остался парить на точке запуска — терпеливый, величественный, вечно устремлённый к звёздам.

В своей книге «Всё, что говорит Мэри — чушь» Алли-Изгнанница так отзывается о Криминальных Фокусах:

«Скинджекинг и эктодёрство наряду со всеми прочими так называемыми «криминальными фокусами» вовсе не являются чем-то преступным и порочным, если их разумно применяют люди с твёрдыми понятиями о чести и совести. Называя их «криминальными фокусами», Мэри Хайтауэр попросту старается опорочить то, над чем у неё нет власти».

Живой мир для скинджекера подобен наркотику для наркомана — он вызывает сильнейшее привыкание. Алли пыталась ограничить свои вылазки в мир живых случаями, когда это было абсолютно необходимо, но у неё не всегда хватало сил контролировать себя. Сопротивляться влечению живого мира было трудно, и с каждой новой «экскурсией» в чужое тело становилось всё труднее.

Девушка, в которой как раз сейчас пребывала Алли, была её ровесницей или, возможно, на год старше. Она носила одежду невыразительной расцветки и тесные туфли; лицо было покрыто угрями, а зубы настоятельно требовали услуг дантиста. На таких невидных особей обычно никто не обращает внимания, поэтому никто не заметил бы, что в неё влез чей-то чужой дух.

Сейчас девушка стояла у киоска с газетами и журналами на неширокой главной улице городка Абингдон, штат Вирджиния, в квартале от музыкального магазинчика, где Алли вселилась в неё. Цель сегодняшнего скинджекинга была исключительно познавательной. С той поры, как Алли очнулась в Междумире, прошло уже столько времени, что она потеряла представление о происходящем в мире живых. Кто выиграл последний чемпионат США по бейсболу? Как обстоят дела с глобальным потеплением? Какие новые фильмы вышли? Какие музыкальные группы сейчас топ-десятке? Таковы были причины для сегодняшнего скинджекинга. Вернее, это то, что она сказала Майки. То, в чём она сама пыталась себя уверить.

И вот она стоит у киоска с газетами и журналами, проглядывает, пролистывает их… И вдруг Алли обнаружила, что все эти новости ей совершенно неинтересны. Её занимает совсем другое, а именно: заимствованное тело. Сознание его истинной хозяйки она легко загнала куда-то на задворки, а сама теперь роскошествовала, наслаждаясь чужими эмоциями и ощущениями. На запад Вирджинии накатила волна жары. Влажность, сопутствующая ей, возможно, очень не нравилась живым, но Алли находила её чудесной. Чувствовать, как ей жарко, ощущать, как она потеет — всё это было так здорово, так по-человечески! В Междумире ей было отказано в этих простых радостях.

А ещё голод! Алли не знала, как давно её хозяйка ела, но она, без сомнения, была голодна, даже желудок бурчал. Она учуяла дурманящий аромат, доносящийся из расположенной неподалёку пекарни. Звякнул колокольчик — это покупатель открыл дверь, и на Алли накатила такая волна запаха, что ей показалось: ещё немного — и она взлетит, как на настоящей волне… Она не осмеливалась войти в пекарню, чтобы не наброситься на всю эту вкуснятину. Кто знает, а вдруг её хозяйка страдает диабетом или у неё смертельная аллергия на орехи? Алли вынуждена была напомнить себе, что скинджекинг — это честь, а не право.

Продавец вырвал её из раздумий:

— Мисс, вы покупаете этот журнал? Или собираетесь стоять и читать задаром?

Смутившись, Алли залезла в хозяйский кошелёк, выудила оттуда пару долларов и купила то, что держала в руке.

Только теперь, открыв чужую сумочку, Алли поняла, какое сокровище ей досталось — все эти милые, щемяще человеческие вещицы! Связка ключей с брелоком, на котором значилось «Я люблю Вирджинию»; бальзам для губ, пахнущий земляникой; пачка салфеток — нос у девушки был практически постоянно — ах, как прекрасно! — забит; а посреди всей этой роскоши — самое большое чудо: батончик «Сникерс». Алли обожала «сникерсы»… И вообще — девушке хотелось есть! К тому же батончик уже лежал в её сумочке — значит, никаких неведомых медицинских проблем у её хозяйки не было. Ну, не повредит же ей один ма-аленький кусочек?..

«Нет, мне не следовало бы…»

— Чего не следовало бы? — спросил продавец газет.

Оказывается, Алли произнесла это вслух.

— Я не с вами разговариваю.

Продавец бросил на неё странный взгляд, и Алли отошла от прилавка. Перейдя через улицу, она села на скамеечку в тени автобусной остановки.

«Я внутри этой девушки уже минут пятнадцать», — подумала она. Хозяйка тела наверняка перепугается до чёртиков, как только Алли покинет его. Она же не знала, что в ней был кто-то другой, эти четверть часа покажутся ей провалом во времени. Но с другой стороны — это же всего пятнадцать минут! И непохоже, чтобы девушка была занята чем-то действительно важным — стояла себе, никуда не торопясь, перебирала диски в музыкальном магазине. Неужели какие-то несколько лишних минут могут иметь такое уж большое значение?