Сахара — не только песок - Иржи Галеш

падала вода, а не песок. И пейзаж казался нам необычным и странным — зеленым, а из-за растительности нельзя различить, что это — эрг, peг, сериф или хамада. Местами деревья росли так густо, что, казалось, если человек войдет в заросли, он вряд ли выберется из них. Удивительно, как в этих местах могло жить такое количество людей. Для нас все это было довольно непривычно.

Глава VI

НАСКАЛЬНАЯ ЖИВОПИСЬ В ТАССИЛИ

Экспедиция, теперь уже из шести человек, сформировалась опять на базе Союза охраны природы при Национальном музее. В нее вошли и секретарь организации Отакар Лейски, и доктор Милада Лейска, оба одновременно сотрудники Государственного института охраны природы и памятников.

В ходе сбора предварительной информации Отик познакомился с доктором М. Розенхалом из Брно, успевшим раньше нас побывать в Тассили и собственными глазами увидеть эти знаменитые рисунки. Его сообщение было неутешительным: рисунки плохо видны, сфотографировать их почти невозможно. Неприятная новость тем не менее соответствовала тому удивительному факту, что Анри Лот (известный нашим читателям по переводу книги «В поисках фресок Тассили») во время своих изыскательских и исследовательских экспедиций вместо того, чтобы делать фотографии, привез с собой «орду» художников, которых ему удалось сманить с Монмартра в пустыню. Те из них, кто выдержал условия Сахары — ценой невероятных усилий, сделали копии наскальных фресок, во многих отношениях более совершенные, чем оригиналы в нынешнем их состоянии. Потом все-таки оказалось, что с помощью специально подобранной техники можно сделать достаточно наглядные фотографии, и притом дающие, бесспорно, более реалистическое представление о фресках. В этом мы, однако, убедились уже на месте. Перед отъездом мы думали, что без съемки копий нам не обойтись, если мы хотим привезти хоть какие-нибудь свидетельства об изменении природной среды Сахары и животного мира в период наступления пустыни, что отражено в рисунках. И вот нашей «ордой» художников с Монмартра стала художница Яна Косманова с Летны[3]. Кроме того, мы позволили себе роскошь иметь медицинское обслуживание, которое обеспечивала Вера Кралова из пражской санитарной станции. Само собой разумеется, Петр Шмерак не остался дома; из нашей прошлогодней троицы не было только Софьи, которая в это время изучала в Париже какие-то подозрительные науки, и потому роль переводчиков должны были взять на себя Отик с Миладой. Союз охраны природы— организация общественная, поэтому он не мог ни организовать экспедицию, ни субсидировать ее. Он мог только поддержать нас в нашей просьбе выделить валюту на индивидуальный туризм. Так что на этот раз мы оказались в Алжире в десять раз богаче, чем в предыдущий, имея по 100 долларов на человека. Много это для Тассили или мало? Вероятно, достаточно, тем более что нам удалось достать по билету для каждого на трассу Алжир — Джанет (с правом пользования в любое время и на любой другой трассе).

Билеты мы приберегли до худших времен и отправились на юг известным нам способом по знакомой дороге Алжир — Блида — Медеа — Джельфа — Лагуат — Гардая. Перед отъездом мы собрались на небольшую экскурсию в «Обезьянью долину» за Блидой в отрогах Телль-Атласа, внезапно вырастающего здесь над приморской равниной.

Долина имеет статус резервации, но решающим экономическим фактором процветания расположенного здесь «постоялого двора» — Гостиницы и ресторана — стали обезьяны. Гостиница занимает «стратегическое» положение: она стоит у самой важной магистрали «Север — Юг», проходящей по узкому каньону среди дикой природы. Во время освободительной войны здание было разрушено, а окружающие леса подожжены французами, чтобы партизанам негде было укрыться. Все это принесло этим местам известность, и после окончания войны их восстановлению было уделено особое внимание. Не забыли взять под охрану и животных, что принесло дополнительный доход: большинство туристов, конечно же, останавливается здесь, чтобы посмотреть на обезьянок, которые носятся вокруг, но предпочитают все же террасу гостиницы, где можно выпросить у посетителей лакомство. Если гость хочет поиграть с обезьянками, ему приходится что-нибудь покупать им; при этом он покупает что-нибудь и себе. Предприятие процветает и обезьянок в обиду не дает. Все это — пример того, как молодые африканские государства могут обеспечить охрану фауны, несмотря на то что в них еще не созрело сознание необходимости охранять остатки животного мира.

Группа из шести человек, конечно, не могла путешествовать автостопом. И мы договорились встретиться в Джанете через тринадцать дней.

В оазис Гардая путь вел дорогами, знакомыми с прошлого года; но от «перекрестка песчаной змеи» за Гардаей дорога наша теперь шла на восток, в Уарглу, административный центр всего края — оазиса размером с крупное европейское государство, а оттуда прямо на юг. Самая большая удача выпала на долю Петра с Be-, рой, когда они «поймали» за Гардаей лендровер, направляющийся прямо в Джанет через Ин-Аменас и Иллизи (куда ходили только легковушки). В Джанете можно встретить в основном грузовики, которые в Хасси-Бель-Геббуре сворачивают с шоссе и продолжают свой путь через Амгид уже по абсолютно безлюдной пустыне. В Амгиде никто не живет, там есть только источник.

В Хасси-Бель-Геббуре нас встретила неутихающая песчаная буря, бензоколонка, единственная на всем шестисоткилометровом пути, и большое здание, часть которого служила «рестораном и столовой», как правило, только для шести одиноких людей, обслуживающих все что. Они напоминали служителей майка в центре пусты-ни, и у них были те же психологические проблемы: двое из них, жившие здесь уже несколько лет, часто за весь день не произносили ни слова.

Наш первый вопрос касался, естественно, интенсивности движения в сторону Джанета. Иногда целые недели туда не сворачивает ни одна машина, иногда же ездят через день, отвечали нам, можете занять вон ту маленькую лачугу, она свободна — и ждите. Воду из цистерны берегите, ее привозят сюда за 200 километров.

Мы прожили в Хасси-Бель-Геббуре четыре дня, прежде чем заметили сам «хасси» (колодец) — он находился в семи километрах севернее, и вода в нем была почти непригодна для питья. Его мрачно окрестили колодцем семи мертвецов, после того как группа путников заблудилась в песчаной буре и погибла недалеко от колодца, не найдя его. Пока мы ждали машину, со мной чуть не приключилось нечто подобное: песчаная буря утихла, и я пошел к дюнам, но вдруг ветер опять начал усиливаться. Я быстро добежал до шоссе: по нему до нищего жилища меньше километра. А ветер все усиливался. Видимость уменьшилась до двадцати метров, но, что было еще хуже, не было видно дороги, которую заметал песок. Через минуту я уже не был уверен, что иду по пей.