Сахара — не только песок - Иржи Галеш

И мне ничего другого не оставалось, как идти на четвереньках и искать дорогу на ощупь в порывах песчаных масс. Только таким образом мне удалось не сбиться с пути и добраться до хижины.

На четвертый день появились наконец два грузовика, которые направлялись не в Ин-Аменас, а прямо в Джанет. Однако это еще совсем не значило, что они возьмут пне с собой. Впереди нас ожидала почти тысячекилометровая трудная дорога с постоянной опасностью заблудиться в абсолютно безлюдной местности, и здесь каждому приходится рассчитывать только на себя. Взять с собой незнакомого и неопытного человека — огромная ответственность для начальника конвоя (без конвоя на эту трассу машины не выпускают), который отвечает за все — за то, чтобы не сбиться с пути даже в самую плохую погоду, не остаться без горючего, воды и продовольствия на случай непредвиденной аварии или остановки в пути. Нам удалось доказать, что мы в Сахаре не новички и лишних забот не доставим. Шеф и штурман Абдеррахман Мекки предложил нам места в своей, ведущей машине и представил нам своего грузчика, довольно хилого на вид Зергуина, и трех членов экипажа второй машины, большого грузовика с прицепом. Грузчик второго грузовика Мохамед был полной противоположностью Зергуина — не менее двух метров росту. Несмотря на это, они были друзьями, а для остальных — мишенью для постоянных насмешек.

Путешествие по трассе Амгид — Джанет продолжалось шесть дней и было во всех отношениях незабываемым. Ландшафт все время менялся, а строение наносных песков привело бы в восторг любого геолога своим разнообразием. В одном месте, где трасса, проходящая по открытой равнине, была обозначена пустыми бидонами от горючего, выброшенными из машин, мы подъехали к необычному строению — сарайчику, стены которого были сложены из таких бидонов и обмазаны глиной. Мы остановились на обед.

— Как это называется?

— Как пожелаете, — ответил нам Абдеррахман. — Чаще всего мы называем это Bidan Merde, что приблизительно означает «У черта на рогах».

Мы надеялись спокойно пообедать, но поднялся ветер, потом вихрь, а потом уже начался настоящий ураган. Мы бросились к нашему оборудованию, чтобы его не унесло ветром и не занесло песком, особенно фотоаппаратуру. Только Отик достал из чехла свою «Практику» и попытался запечатлеть разъяренную стихию. Фотоаппарат, как ни странно, пережил это. В довершение всего полил дождь, так что на подветренной стороне нашего сарайчика и автомобилей образовался слой влажной «штукатурки». Как всегда, когда в Сахаре идет дождь, наступило резкое похолодание из-за быстрого испарения воды в сухом сахарском воздухе.

Стихия утихла так же внезапно, как и разбушевалась, — и мы продолжили наш путь. Дорога шла по твердому грунту, напоминавшему поле аэродрома и простиравшемуся во все стороны, насколько хватало глаз. Трудно было определить, куда мы должны ехать, но наш навигатор, однако, уверенно ехал все время вперед. Через довольно долгое время на горизонте, точно в том месте, куда мы направлялись, что-то возникло. Это оказалась одинокая старая акация; она служила, очевидно, надежным ориентиром. Вокруг нее было много свидетельств того, что проезжающие мимо караваны часто пользуются ее тенью для полуденного отдыха и обеда.

Самый известный из таких живых маяков пустыни — тенерское дерево. Если дома у вас есть обычная карта Северной Африки масштабом 1:16000000, то в эрге Тенере, на восток от горного массива Аир, можно найти кружочек с надписью «агбге» — «дерево». (На карте Европы такого же масштаба кружочком были бы обозначены города наподобие Остравы или Кошице). Весной 1973 года в газетах всего мира появилось короткое сообщение, на которое вы могли не обратить внимания. У нас оно было напечатано под заголовком «Умерло самое одинокое дерево на свете». Самым грустным в этой истории было то, что дерево стало жертвой человеческой небрежности и черствости. Транссахарский грузовик, заезжавший задним ходом в тень под его крону, наехал на дерево. Оно было высотой чуть больше пяти метров, а черпало воду с глубины в десять раз большей.

Еще через полчаса езды мы увидели на безжизненной равнине еще одно неожиданное проявление жизни — газель. И хотя она вряд ли могла служить ориентиром, как упомянутое выше дерево, наши водители тотчас изменили курс и поехали прямо на нее. Но газель обратилась в бегство и быстро исчезла из виду среди небольших холмов местности. Водители остановили машины и вышли для каких-то переговоров. Затем вооружились тяжелым инструментом и полчаса трудились в ноте лица, пока не отделили прицеп от грузовика. Двое из них сели в кабину и уехали. Остальные, уставшие от жары и работы, улеглись в тени прицепа. С минуту еще было видно, как грузовик кружит на горизонте, а потом он исчез.

Грузовик не появлялся довольно долго. Найдет ли он нас вообще? Напрасные опасения, которые, кроме нас, никому и в голову не приходили. Когда ампутированная передняя часть транспорта возвращалась, всех одолевала другая забота: привезли? Привезли. В кабине была та самая газель, и мы бросились к фотоаппаратам. Однако наши экспедиторы, обычно любезные и услужливые, смотрели на наше желание запечатлеть все это документально с досадой и неприязнью. Они быстро допили кувшин и над ним длинным ножом перерезали газели горло. Затравленный зверь упал, а сосуд наполнился кровью. Пока готовилось угощение, к нам подошел «шеф» конвоя и настоятельно просил нас нигде не показывать снимки газели. Такой способ охоты здесь строго запрещен, и, если об этом случае узнают, им грозят большие неприятности. Потом, когда наступило «пиршество», каждый из нас получил свою долю, чтобы уж совсем не сомневаться в своей сопричастности ко всему.

По пути мы не раз видели рога и другие останки этого редкого животного; по всей вероятности, «улучшение питания в пути», свидетелями которого мы стали, не является чем-то необычным. Запреты и охранные меры мало помогают.

Из многих случаев истребления животных, с которыми мы столкнулись в Сахаре, этот менее всех достоин осуждения, поскольку в принципе это была охота с целью добычи пропитания. Белковая пища в Сахаре — проблема серьезная, и кочевое скотоводство, конечно же, не является идеальной формой «разведения животных» в Сахаре, как, впрочем, и в любой другой части Африки. Кочевое скотоводство способствует повреждению растительного покрова и наступлению пустыни, так как стада пасутся на одном месте и переходят на другое пастбище, только когда на прежнем не останется и травинки. Некоторые виды домашних животных (особенно козы) при недостатке пищи часто выдергиваю растения с корнем. Скученные стада при длительны стоянках разрушают поверхностные слои почвы, что в тропиках имеет столь же печальные последствия, как уничтожение растительного покрова. В