Руна жизни - Роман Перин

— Что за ерунда, Коля? Нам уже никакие гайки не помогут, уже всё отвинтили и разложили по карманам в надежде собрать новую машину — под себя.

— Я вот и говорю, даже вороны с гайками. Просто знак.

— Шути, шути, птицелов, у нас уже нет ни гаек, ни ключей к ним.

Внезапно ворона каркнула два раза. Из глубины сна ей ответил Людвиг Иванович:

— Да-а, коллега, я с вами согласен. Нет здоровых, есть недообследованные-е…

Румянцевский сад, названный так в честь славного воина — графа Румянцева-Задунайского, расположен на Васильевском острове между Первой и Второй линиями. Он вошёл в новейшую историю Ленинграда как место сбора сторонников национально-патриотического фронта «Память». Благодаря ряду публикаций в газетах под «Памятью» понималось «чёрносотенное» и «антисемитское» содержимое организации, а монархическое уходило на дальний план. Ради правды надо признать, что в ней было и то, и другое, что, в сущности, и работало на её популярность в те годы.

О митингах «Памяти» в Румянцевском саду Пикин узнал из «Ленинградской Правды» от 9 сентября 1988 года, прочитав статью «Дорога к памятникам» за подписью Нины Катерли. После чего решил посмотреть лично на диковину гласности. Позвонив своему приятелю-монархисту, торговавшему на Невском атрибутами романовской России, Пикин узнал, что каждый четверг питерское отделение «Памяти» собирается на Васильевском острове в Румянцевском саду.

В саду было около трёхсот человек. В центре толпы стоял мужчина лет сорока. Театрально указывая на вершину дерева, он кричал густым и уверенным голосом: «Повесьте на этом дереве пятерых жидов, и я повешусь рядом шестым!». Зрители одобрительно и весело аплодировали. Пикин даже не успел заметить, кто ему сунул в руки анкету для желающих вступить в «Память». Нужно было указать национальность, фамилию и телефон. Пикин продолжил своё путешествие по саду. Он подошёл к небольшому раскладному столику, на котором лежали самиздатские брошюрки и книги низкого полиграфического качества: «Список евреев в Ленинском правительстве», «Международное еврейство» Генри Форда, «Еврейский вопрос» Достоевского, «Тайная сила масонства» Селянинова. Большим ассортиментом были представлены фотографии семьи Николая II и несколько выпусков русскоязычной аргентинской газеты белоиммигрантов «Наша Страна». Пикин купил всё, кроме фотографий, осознавая, что дыра в бюджете вынуждает его прейти на скудное питание — до получки больше недели.

Митинг разгорался. Теперь голоса ораторов были усилены мегафоном. Молодой человек лет двадцати восьми, внешне похожий на канонический портрет Николая II, изредка подкручивая свои рыжеватые усы, взволновано кричал: «Ну а чтобы убедиться, кто делал в России революцию, убивал русский народ и расстрелял без суда и следствия царскую семью вместе с детьми, достаточно посмотреть на список ленинского правительства из книги Андрея Дикого «Евреи в России и СССР». Так вот, согласно этому списку, в правительстве большевиков было девяносто пять процентов евреев». И он потряс над головой листами списка, словно факелом, которым намеревался поджечь Садом и Гоморру, исполняя волю самого господа Бога.

Уходя с митинга, Пикин кинул заполненную анкету в специальную урну, которая стояла на столе рядом с коробкой для сбора пожертвований для НПФ «Память» — народ жертвовал, как на строительство нового храма.

В этот же день Пикин познакомился с молодым мужчиной из «Есенинского клуба», который основала поэтесса удивительного таланта Элида Дубровина.

Через неделю Пикину позвонили и пригласили на митинг, сообщив, что ожидается прибытие основателя и руководителя «Памяти» Дмитрия Васильева. За это время Пикин уже успел прочитать всю приобретённую на митинге литературу и был потрясён, хотя для Пикина еврейский вопрос был не новостью — он с ним сталкивался на бытовом уровне со школьной скамьи.

В средней школе Ленинградской области в классе Пикина из тридцати человек был только один представитель еврейского народа — Светлана Босман. На Светку заглядывались все мальчишки школы. В свои двенадцать лет она резко отличалась от своих плоскогрудых и плоскозадых сверстниц пышностью форм и талией. А в четырнадцать лет это уже была полностью сформировавшаяся девушка при наличии таких прелестей, которых достигают бледнолицые славянки годам к двадцати, а некоторые только после родов. Учителя относились к Босман с особой учтивостью и вниманием. Все знали, что она должна окончить школу с золотой медалью. Ей даже разрешалось переписывать контрольные работы, если они не тянули на пятёрку.

Как-то Пикин принёс в класс толстый журнал «Чекисты» с большим количеством иллюстраций, который ему подарил старший брат, учившийся в школе милиции. Босман сразу положила глаз на редкий журнал. От её цепкого взгляда вообще редко что-либо ускользало, особенно имеющее какую-то ценность. Редкие значки, книги, марки, жвачка — всё оказывалось у неё. Кто-то отдавал ей своё богатство «за так», не в силах отказать первой красавице, кто-то уступал за незначительную плату или расплачивался за право списать домашнее задание. Пикину нужны были деньги на ремонт велосипеда: минимум пять рублей. Семья жила бедно, и пять рублей были для неё деньгами. На них можно было купить пять килограмм сахара или два кило колбасы. В эту сумму он и оценил журнал. Босман достала из переднего карманчика тёмно-коричневой школьной формы свёрнутую трёхрублёвую купюру, предложив добавить к ней «поцелуй в раздевалке», нежно дыша в ухо Пикину. Но Пикину больше нравилась худенькая, длинная, белокурая Ленка Кудрявцева, поэтому сумма в пять рублей осталась как окончательная. Босман понимала, что торг неуместен — вряд ли кто-то устоял бы перед предложением её поцелуя, не имея веских причин. Поэтому с лёгкой обидой она предложила зайти за нужной суммой к ней домой после школы.

Босманы жили в пятиэтажном панельном доме в трёхкомнатной квартире. Квартира была богато обставлена: с обязательным ковром на полу и стене, хрусталем в серванте и пиком достатка — цветным телевизором «Радуга». Глава семьи работал заведующим гаража в совхозе, а мать там же, в бухгалтерии. Босман, не смущаясь одноклассника, переоделась в спортивный костюм, лишь отвернувшись спиной, но напротив зеркала шкафа. Пикин замер: в свои четырнадцать лет он ещё ни разу не видел голого женского тела, если не считать порнографических фотографий, которые он подсмотрел у старшего брата. Босман знала о произведённом эффекте и, хитро поглядывая на Пикина, игриво прыгнула в кресло.

— Давай журнальчик и садись, хочу ещё полистать.

Пикин отдал журнал и сел на край дивана.

— Листай, только побыстрей, у меня автобус через пятнадцать минут.

— Классный журнал! Я хочу подарить его своему дедушке. Ему через месяц будет семьдесят пять лет, он работал в ЧК. Так что это замечательно, Андрюшка, что ты согласен его продать, а то я ломала голову с подарком. Пять рублей, конечно, дороговато, ведь он не новый, давай за четыре.