Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев

правило, оставались безнаказанными. Благодаря усилиям Черчилля количество заключенных в возрасте до 21 года за десять лет сократилось с 12 до 4 тыс. Также он отменил обязательное тюремное заключение за неуплату штрафа, что в течение пяти лет привело к сокращению количества заключенных этой категории почти в 20 раз – с 95 до 5 тыс. человек (большая часть из них штрафовалась за пьянство). Заявляя в парламенте, что «отношение общества к преступности и преступникам определяет уровень цивилизованности страны»{73}, Черчилль инициировал улучшение условий заключения с организацией на территории тюрем библиотек, проведением концертов и лекций. Также признавая неэффективность полицейского надзора за бывшими заключенными, когда трое из четырех преступников вновь оказывались за решеткой, Черчилль создал для этих целей специальное агентство, которое должно было стимулировать возврат к честной жизни отбывших наказание, оставляя полицейский надзор только для исключительных случаев.

Анализируя длинный перечень достижений Черчилля в этот период, нельзя забывать, что все перечисленные реформы были проведены в очень сжатые сроки. Министерство торговли Черчилль возглавлял всего 22 месяца, а МВД– и того меньше – 20 месяцев. Умение добиваться столь многого столь быстро характеризует нашего героя положительно, одновременно указывая и на его недостатки. Каким бы деятельным ни был Черчилль, для проведения полноценной реформы 20 месяцев недостаточно. Поэтому большая часть инициатив нашего героя была реализована другими политиками, которые не замедлили записать эти победы в свой актив. Например тот же Дэвид Ллойд Джордж. «Он практически полностью присвоил себе страхование по безработице, хотя я вложил в это дело много своих мыслей и сил», – жаловался Черчилль близким{74}.

Сам Черчилль воспринимал поведение коллег стоически, считая, что все это «неважно, в море и так много хорошей рыбы». С позиции решения общей задачи и получения результата это, действительно, было неважно. Но этот пласт скрывал и более серьезные проблемы, с которыми нельзя было не считаться. Одного понимания, что нужно изменить, и одного желания претворить свои планы в жизнь явно недостаточно для получения результата. Несколько лет назад Черчилль сурово критиковал руководство Консервативной партии, указывая на социальные миазмы и подмечая отсутствие мер их устранения. Теперь ему были даны полномочия создать новую реальность. И он добился на этом поприще завидного успеха, но многое сделать все равно не сумел. Правильно ему однажды в годы Первой мировой войны сказал фельдмаршал Китченер: «Мы не можем вести войну так, как должны; мы можем вести ее только так, как можем»{75}. Это касается не только войны, любая сфера управления полна ограничений и издержек. Предлагаемые Черчиллем изменения затрагивали чьи-то права и вызывали чье-то сопротивление. Так, разработанный под его началом закон улучшения условий труда работников магазинов с сокращением рабочей недели с 80 до 60 часов и введением оплаты за сверхурочные вызвал недовольство владельцев магазинов. В процессе обсуждений изначальный замысел был настолько искажен и усечен, что в законе, по собственным словам Черчилля, «осталась одна макулатура». Хотя ему удалось добиться введения обеденных перерывов и одного выходного дня в неделю. Помимо сопротивления реализация инициатив сопровождалась задержками и проходила в условиях ограниченных ресурсов. Например, обсуждения схемы страхования от безработицы в 1908–1909 годах совпали с планами Адмиралтейства по строительству шести новых линкоров (тори хотели и того больше – восемь). Черчилль и Ллойд Джордж потребовали ограничить программу четырьмя линкорами, перераспределив средства от строительства оставшихся двух судов на социальные реформы. Возник конфликт. В итоге было принято компромиссное решение с закладкой четырех линкоров в 1909 году и еще четырех при необходимости.

Для Черчилля спор с Адмиралтейством стал первым эпизодом, когда он принял непосредственное участие в формировании военно-морского бюджета. Впоследствии ему придется еще не раз вступать на эту территорию, придерживаясь при этом разных мнений. Как правило, его точка зрения определялась более широкой системой ценностей, характеризующей его мировоззрение на момент обсуждений. В описываемый период 1906–1911 годов его отличал социальный уклон.

Черчилль проникся важностью социальных преобразований задолго до назначения в Министерство торговли. Что тоже показательно – на протяжении своей карьеры он погружался в тему, формировал мнения о ней и имя в ней до того, как получал должность и официальные полномочия. Еще в мае 1901 года он писал, что после окончания Англо-бурской войны его стране следует «заняться укреплением народного духа посредством социальных усовершенствований и реформ». В декабре того же года он познакомился с работой социолога Сибома Раунтри (1871–1954) «Бедность: исследование городской жизни», в которой были проанализированы условия жизни бедных слоев населения Йорка. Раунтри показал, что более четверти населения города (28 %) живет за чертой бедности. «У меня волосы на голове встали дыбом после прочтения этой книги», – признался молодой депутат, написав на монографию Раунтри основательную рецензию объемом в 3300 слов. «Я не вижу причин гордиться тем, что империя, которая правит морями, неспособна улучшить условия жизни своих подданных», – констатировал Черчилль. Погрузившись в воды социального реформирования, британский политик черпал вдохновение в опыте немцев. Германия, заявил он в декабре 1908 года премьер-министру, «создана не только для войны, но и для мира, у нас же нет ничего кроме партийной политики»{76}.

Лучше всего взгляды Черчилля в этот период передают тексты его выступлений. Понимая это, он последовал проторенной дорогой и объединил их в сборники. Первый сборник – «Либерализм и социальная проблема» – вышел в ноябре 1909 года, второй – «Народные права» – появился в январе 1910-го. Основные предложения Черчилля сводились к следующему. Во-первых, сократить рабочий день. Нельзя допускать, чтобы человеческая жизнь превратилась в «чередование кровати и фабрики». У людей должно быть личное время на семью, увлечения и развитие. «Основные усилия промышленной демократии направлены не на сохранение неэффективных рабочих часов, а на предоставление достаточного времени для отдыха», – убеждал политик. Во-вторых, забота о подрастающем поколении. Черчилль выступал против детского труда. Неэтичная сама по себе эксплуатация детей – этих «наследников огромных сокровищ истории, науки и знаний, национальной гордости, за которые сражались и умирали множество доблестных поколений» – ограничивает развитие страны. Вместо работы дети должны получать обязательное образование – и не до 14 лет, как было принято, а хотя бы до 17. В-третьих, установить минимальные нормы условий труда, обязательные для каждого работодателя. В-четвертых, создать разветвленную национальную сеть бирж труда, способных нивелировать избытки и недостатки рабочей силы в конкретном регионе или профессии. В-пятых, «закрыть зияющую бездну страховочной сеткой» с оплатой больничных и выплат пособий по безработице. «Я не призываю ослабить напор конкурентной борьбы, – объяснял политик, – но думаю, нам вполне по силам сделать так, чтобы проигравшие в конкурентной борьбе не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы». Общим во всех этих предложениях было увеличение роли государства, которое в представлении Черчилля должно было занимать более активную позицию в социальной защите своих граждан. «Есть вещи, которые должно делать именно государство, – объяснял он. – Не потому, что государство делает их хорошо, просто никто другой заниматься ими не будет»{77}.

Все эти постулаты были востребованы, правильны и благородны. Но самое удивительное в них то, что они прозвучали из уст именно Черчилля. Мы говорим не о пробравшемся наверх выходце из рабочего класса. Речь идет о патриции, семья которого дружит с Ротшильдами, брат которого работает в Сити, состояние которого приумножает Кассель. Он стал бескомпромиссным апологетом «народного бюджета», рьяным сторонником ограничения прав Палаты лордов, увлеченным лейтенантом социального реформирования, воспринимаясь в глазах многих тори исключительно как предатель своего класса. Зачем Черчиллю было нужно это восстание против своих? С одной стороны, он искренне сострадал угнетенным и негодовал от социальной несправедливости. Хотя,